Камень на камень

— А может, не помер? Может, не помер. — С кровати в самом углу палаты сорвался старик Амброзий, никто его никогда не навещал, нога у него была по колено отрезана. Схватил палку и заковылял, трюх, трюх, чуть не плача, будто хотел еще эту смерть остановить. — Может, не помер. Поглядите получше. Холодные руки — это еще не смерть. Холодные ноги еще не смерть. Смерть — это хо-хо! Мало сказать, помер. Сказать можно чего хочешь, а глядишь, оно совсем и не так. Скажешь день, а тут ночь. Господь наш Иисус тоже вроде бы умер, а не умер ведь. Ну-кась, тряханите его! Как же я теперь отплачу Столяреку за свою обиду? Эх, Столярек, Столярек. Почитай, половины поля уже у меня нет. Кожа да кости мое поле. Тряханите его. Адвокаты так, с бухты-барахты, не помирают. Может, только уснул? Смерть — это и язык должен умереть, и что на совести, все умереть обязано. Ежели ты помер, то и носом даже не швыркнешь. А он обещался. Как тут сейчас лежит, обещался. Только бедному жениться — ночь коротка. Почему ты бедный? Потому что умом не вышел. Столяреково поле уже как боров раскормленное, и он, злодей, все дальше в мое впахивается. Знай себе нахлестывает лошадей, а лошади — чего с них взять. Не разбирают, его поле, мое. Еще его отец у моего по куску отхватывал. Что мой мог поделать, когда за того адвокаты стояли. А у моего только и было, что полное нутро злости да полный рот молитв. Вот он вперемежку то молился, то ругался, молился и ругался, а тот его поле кромсал. К тому ж у Столярекова отца пара лошадей была, а у моего одна, с одной не перепашешь, что с двумя распахано. Перепахивал мой, перепахивал, а поле все убывало. Пока однажды не взъярился и не отхлестал Столярека кнутом. И что? Столярековы адвокаты как воронье на отца, он после этого долго не прожил. Разве это жизнь — жить и смотреть, как у тебя земля убывает. Я тебе, сынок, все отпишу, только возьмись при случае за топор, говорил отец. Не нашлось во мне силы свое отстоять. Вишь, огрел раз Столярека кнутом, и не так чтобы очень сильно, он в сермяге был, а уже помирать пора. Но ты кнутом и не пробуй, бери топор. Кнут — это только злость и ремень, и против адвокатов с ним не пойдешь, им кнут что быку прутик. Мало, что закон за них, они еще и с чертями знаются. А нет больше силы, чем когда закон заодно с чертями. Тут только хватай топор и убивай. Пусть потом в тюрьме подохнешь. Но лучше подохнуть, чем жить противу закона и чертей. Господь бог простит, когда из-за земли грех на душу берешь, господь всегда дает прощенье. Сам на этой земле родился, на ней жил, на ней умер, вот и знает, что такое земля. И бог-отец его тоже не барин был, а простой плотник. Как у нас в деревне Косёрек или Бзденга. Косёрек нам даже хлевы ставил, а Бзденга делал колеса. А не простит господь, так земля простит. Господь из своих высей не всегда все видит, а земля за все болеет. Топор топором, но лучше б, конечно, кабы было на какие шиши адвокатов нанять. Волокушу продай, корову, лошадь, в долг возьми, а найми. И иди как ровня со своими против Столярековых. Такого Столярека хоть насмерть заруби — сыны его подымутся, сыны сынов подымутся, внуки, правнуки, и будут до второго пришествия от твоей земли урывать. Только адвоката найди, чтоб с чертями посильней, чем Столярековы, водился. У чертей, как у людей: кто побольше, а кто поменьше. С малыми ты не связывайся. Малый черт что малый теленок, малая обувка, так, малосилок. Держись всегда больших. Пускай невесть сколько запросят. Хотя бы душу пришлось продать. Зачем тебе душа, коли земли не будет. Одна душа, без земли, все равно как если б тело от нее отказалось и господь изгнал. Поснимай образа со стен, распятие молотком изуродуй, пускай так стоит, свяченую воду вылей в ушат, напейся пьян и кляни все подряд — черт сам к тебе пожалует. Пустишь кровь из пальца, он тебе свою пустит, и тогда — держись, Столярек. Жаль, мне уже не дождаться, а то б мы с тобой вместе к нему пошли. Ты бы в окно постучал. Эй, Столярек, и у меня свой адвокат есть! Теперь померяемся! Поглядим, чей сильнее! Мы с моим как два брата, койка к койке, в больнице лежали! Он с чертями получше, чем твои, в дружбе! Люцифера знает! Вельзевула знает! Анчихриста знает! Всех наиглавнейших чертей! Все пекло! А твои черти — плюнуть и растереть! А законов он сколько знает! В сто раз больше, чем твои! Все, какие есть, до единого! И против тебя, разбойник, знает закон! Ногу мне отрезали, а я не жалею. Вторую бы дал отрезать, лишь бы тебе отплатить. Выйди, выйди за порог, Столярек, я тебе еще побольше скажу! Он в воскресенье приедет! Загляни через окно в мою хату! Посмотришь, как мы будем водку пить, колбасу есть! Моя баба ему курицу сварит! А смеяться будем! Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Над тобой будем смеяться, Столярек! Конец тебе! Бог долго ждет, да больно бьет! Знаешь, что мой мне сказал?! У какого-то там Столярека — и не отсудим?! Нам, Амброзий, и черт не понадобится. Одной справедливостью обойдемся. Так он сказал. Посмеялся даже: ну и нашел Столярек адвокатов, из них такие же черти, как из блох осы. Крестом осенить — мокрого места не останется. Ха-ха-ха! Так он смеялся. Хи-хи-хи! Так смеялся. Ой, как же он смеялся. Сам на дьявола стал похож. Я спросил, может, заплатить ему, я заплачу, только пусть не смеется так. Денег у меня не густо, но я волокушу продам, лошадь, корову, в долги залезу, а заплачу. Столярек мог, значит, и я смогу. Пусть только не смеется, а то страх берет. Эх, Столярек, одна тебе дорога — в петлю. Выбирай дерево, Столярек. Он еще у меня спрашивал, его Столярек фамилия? Столярек. И отец Столярек. И дед Столярек. Дай только отсюда выйти. Обещал. Но нет, видать, на Столярека закона, нету бога, нет черта. Ой, нету, нету.