Камень. Пещера. Гора

Организация художественного пространства — главная работа, выполняемая художником. Неожиданность и мощность этого пространства позволяют судить о таланте и доблести создателя. Именно поэтому можно утверждать, что М. Ю. Лермонтов не перевел с немецкого на русский стихотворение Гете, но написал свое, ибо уже первая строка Гете «Над горными вершинами покой» оставляет нас в надмирном, олимпийском созерцательном и не смертном холоде, тогда как строка Лермонтова «Горные вершины спят во тьме ночной» — даже при наличии вершин во множественном числе — тяготеет к обжитым долинам, не успевающим остыть к ночи. И обещанный покой у Гете похож на пустынную вечность, а у Лермонтова — на живительный сон, после которого мы все встанем и пойдем жить дальше.

Само собой разумеется, что писатель, размещая своих героев, скажем, в Петербурге (или Бахчисарае), не только понимает, что Северная Пальмира (или ханская столица) не какой-нибудь им же построенный город Н., а самостоятельно, по своим законам живущее пространство, но учитывает и использует мощную магию места, загодя рассчитывает на нее.

Художественное пространство сказов о Хозяйке действительно уникально: оно полностью совпадает с реальным местом, со всеми его тайнами и тьмами. Более того, Бажов постоянно и всемерно подтверждает его (места) подлинность: вводит в текст документальные справки, рассказывающие историю завода, перечисляет его владельцев, говорит о местных жителях и их обычаях; размещает действие на местности, тщательно указывая самые мелкие детали: «В Косом-то Броду, на котором месте школа стоит, пустырь был. Пустополье болыненское, у всех на виду, а не зарились. Нагорье, видишь… А раньше-то, сказывают, тут жилье было. Так стрень-брень избешечка, на два оконца… Огородишко тоже, банешка… Жил тут старатель один. Никита Жабрей прозывался…»

«Пошли раз двое наших заводских траву смотреть. А покосы у них дальние были. За Северушкой где-то…. А оба в горе робили, на Гумешках то есть…. Дошли до Красногорского рудника…»

Названия самые обыкновенные — по сходству и функции — лишенные особой художественной нагрузки и свободные от многоступенчатых ассоциативных связей: Гумешки — от слова «гуменце» — невысокий пологий холм; Мраморское — от слова «мрамор», там его добывали и обрабатывали; Полдневая — от «полдня»; как утверждают местные жители, деревня Полдневая стоит на полднях; полдня прошло, и солнце как раз на главной улице. Полевской — от боевого клича: «В поле войско!»; по нему солдаты выходили в поле прогонять налетевших с юга башкир. Косой Брод — потому что там реку наискось переезжали…

Бажов разом ввел эти названия в наш культурный обиход, и теперь мы помним их так же прочно, как Трою или град Китеж. Теперь они связаны с местом тайной силы, и мы, принявшие их такими, посильно укрепляем народную память. «Память народов знает», — Н. К. Рерих в этом не сомневался. Разумеется, характер места, сама его суть определяют характер памяти. Тот же Н. К. Рерих вспоминает встречу с одиноким стариком в оставленной полуразрушенной деревне: «Все ушли. Они нашли более подходящее место для своего обитания. Они были сильными и предприимчивыми. Нечто новое привлекло их. Но я знал, что ничего нового не существует на земле, и я не пожелал менять место моей смерти» (Н. К. Рерих. «Подземные жители»).

Бажовские герои умирают там, где живут — в Полевском и Мраморском, но, в отличие от встреченного Рерихом старика, они живут на месте силы, и оно связано не со смертью, а с жизнью, уходящей далеко в прошлое и в будущее.

У П. П. Бажова местный человек — не просто проживающий в этом месте, но являющийся естественной его (места) частью. Уже в силу технологических причин рудничные и заводские рабочие составляют часть рудника и завода, то есть Горы и Камня. Они связаны с ними еще и памятью, и верой в тайную силу, к которой в разной мере причастны.

Бажовские герои никуда со своих мест не уходят: они здесь сильны и предприимчивы, они на своем месте и при своем деле.

Значит место: камень, гора, вход, старые люди, тайная сила, тайное время; женщина, владычица, хозяйка, но не мать, не прародительница, дева; дева в горе, ждущая своего срока; граница времени и миров.

Такая настойчивость в обозначении места никак не может быть случайной. Ясно, что в «Дорогом имечке» главное не кучи хризолитов, не золотые штабеля, а гора, место. И Соликамский парень, тот, что с тайной силой знался, после смерти своей охраняет именно место: он еще перед смертью сказал, что уйти ему отсюда нельзя. «Почему нельзя, этого не сказал». «Охотников в ту пещеру пробраться много было. Всяко старались. Штольни били — не вышло толку. Даже диомит, слышь-ка, не берет… — видно, крепкое заклятье на дело положено. Пока час не придет, не откроется Азов-гора».