МАСТЕР
Если Камень (и руда) — символ Урала природного, а изделие из камня (и металла) — Урала освоенного и промышленного, то Мастерство является связующим звеном между ними, стало быть, и его (Урала) историей.
Жизнеописание уральского мастерства уходит в тысячелетия, как рудник в породу. Древние каменные, бронзовые и железные изделия поражают безупречной — поистине ничего лишнего! — красотой, и, даже учитывая, что это касается не только Урала, невозможно отказаться от мысли, что именно обилие и красота нашего камня направляли руку и глаз мастера: разве, выплавляя медь из малахита, человек не делает из одной красоты другую…
Первые русские металлургические заводы строились на старых меченых местах: не случайно в рудниках находили вещи старых, ушедших в гору рудокопов. В 1 тыс. до н. э. через хребет по Чусовой, Каме и Волге и далее по территории нынешней Центральной России к Черному и Средиземному морям проходил путь престижной торговли; самое лучшее оружие — вильчатые копья из зауральского серебра, богато украшенные кинжалы и кельты — шло отсюда, с верховьев Исети (в северо-западных пригородах Екатеринбурга до сих пор встречаются горны древних плавильных печей), так что древнегреческие герои, изображенные на чашах и вазах, потрясали нашим оружием и с ним вошли в историю, а наши плавильщики и кузнецы ушли незаметно и молча.
Урал пережил три металлургических бума — два до нашей эры (бронзовый и железный века), а третий — уже недавно, в Петровские времена, XVIII век, так что на протяжении пяти тысяч лет непрерывный поток металла шел отсюда во все стороны света. Неисчерпаемый Урал всегда потреблялся беспощадно, но почтительное отношение к камню сохранилось до сих пор. На это есть свои, чисто местные причины. Все, изготовленное на Урале, немедленно уходило отсюда; здесь оставались память и камень, предание и мастерство. Бажовский Прокопьич именно об этом и говорит: «Мало ли я всяких штук выточил да вырезал, а куда они — толком не знаю». Истинную стоимость этих штук мастера тоже не знали — и не по невежеству или отсутствию любопытства, а только потому, что мастерство ставили выше денег. Главное было — сделать, уметь, а не иметь. Масштабы здешних каменных работ в цифровом выражении кажутся фантастическими. Вот размеры наших, ныне составляющих гордость Эрмитажа каменных ваз: 1,15 м на 0,8 м, 1,17 м на 0,71 м, 1,78 м на 1,69 м. На доставку в столицу роскошной вазы из колыванской яшмы (вес вазы — 19 т, высота — 2,5 м) потребовалось 160 лошадей; только на поиски подходящего камня иной раз уходило до десятка лет…
Урал не потреблял результатов своего труда, и гордились здесь не вещью, а умением. Каслинский павильон, приводивший в восторг взыскательную европейскую публику, (Большая золотая медаль на Всемирной выставке в Париже в 1900 году) по возвращении домой был разобран на части и в таком виде долго лежал в подвалах управляющего Кыштымским заводом… Его вспомнили случайно, через 30 лет, и, когда понадобилось, привели в порядок, отлили утраченные детали и собрали заново: снова смогли.
Мастер на Урале — культурный герой: он упорядочивает и украшает мир. После Ермака, разом перетащившего Россию через Камень, землепроходцы пошли дальше — до океана и за океан, а мастера стали обживать землю. «По нашим местам ремесло, известно, разное. Кто руду добывает, кто ее до дела доводит. Золото моют, платинешку выковыривают, бутовой да горновой камень ломают, цветной выволакивают. Кто опять веселые галечки выискивает да в огранку пускает. Лесу валить да плавить приходится немалое число. Уголь и тоже для заводского дела жгут, зверем промышляют, рыбой занимаются.
Случалось и так, что в одной избе у печки ножи да вилки в узор разделывают, у окошка камень точат да шлифуют, а под полатями рогожи ткут».
На Урале мастерство — категория нравственная, совсем не то, что нынешний профессионализм: здесь высота нравственного закона прямо соответствует уровню мастерства, и мастера отличают не только профессиональная честность, безупречное знание технологии и уважение к материалу, но патриотизм, национальная гордость и человеческое достоинство: «Такую красоту сделаем, что со всего света съезжаться будут, чтобы хоть глазком поглядеть… Рабочие руки все могут».