Камень. Пещера. Гора

У нас именно мастерство было главным критерием оценки человека: стоящий мастер и пустой человек («на огненную работу не гож, в горе и неделю не выдюжит… старатель невсамделишный, так, сбоку припека») — по аналогии с камнем: отборный малахит и пустая порода. По Бажову, именно непригодность к мастерству — причина человеческого ничтожества: кто не способен и не хочет работать, тому остается выслуживаться и «барские блюдья лизать».

Мастер — человек штучный, гордый, его купить и совратить трудно, он делатель, строитель… Бажов называет мастеров по имени-отчеству; Евлампий Петрович, Тимофей Иванович… Тогда как бунтовщиков — это при полном к ним сочувствии — только словом собирательным: «башкирцы бунтуют», «мужики канаву копают», «парни за колья взялись» — по имени-отчеству их величать еще не за что. Уральские мастера цену себе знали. «Кого мне бояться, если я в горе роблю?» — это у Бажова. А это из официального документа (в 1898 году товарищ прокурора по Нижне-Тагильскому округу докладывал прокурору екатеринбургского окружного суда): «местный горнорабочий… по умственному развитию стоит значительно выше местного хлебопашца… Способный, самоуверенный и нервный, он привык надеяться на свои силы».

В материалах расследования обстоятельств убийства царской семьи имеются любопытные подробности: солдат в караул Ипатьевского дома набирали из рабочих пивоваренных и водочных заводов, себя уважающие люди — мастера — туда не шли. Когда части Белой армии заняли Екатеринбург, жители старого уважаемого Верх-Исетского завода вышли на демонстрацию с плакатами, гласящими, что рабочие ВИЗа не имеют никакого отношения к событиям в Ипатьевском доме. Ермаков, один из расстрельщиков, тот, который штыком добивал царских дочерей, ни мастером, ни хорошим работникам никогда не был.

Оценка по мастерству — своеобразный гамбургский счет — была бесспорно справедливой и шла поверх барьеров социальных и национальных. Так, немец Штоф (понятно, что ненавистный: сказ был закончен в апреле 1942 года — мы только-только ценой жестоких потерь отогнали немцев от Москвы, и победоносная Сталинградская битва была еще впереди), какой бы ни был, а мастер: «руке с инструментом полный хозяин и на работу не ленив». И первые Демидовы — настоящие мастера: разбирались в рудах, в минералах, в заводском строительстве, в мельчайших тонкостях производства, уже тогда очень сложного: каждая плавка была, в сущности, экспериментальной…

В сказах, прослеживаются все стадии становления мастера. Сначала ученичество — терпение, внимание, умение различать детали, видеть камень и слышать мастера. Ученичество продолжается до тех пор, пока ученик не сравняемся с мастером, что не всегда возможно. Поэтому настоящих мастеров мало. Евлах Железко говорит, что он «на весь завод один остался. Старики поумирали, а молодые еще не дошли». Потом сотрудничество, работа почти на равных: это в том случае, когда учитель начинает уважать в ученике мастера и считаться с ним. И наконец, сознательная, самостоятельная, одинокая работа.

Бросаться от дела к делу не полагалось: «Лучше одно знать до тонкости. Да и житья не хватит, чтоб всякое мастерство своей рукой изведать».

Откровенно дурным тоном считалось хвастать, хвалить себя прежде, чем люди похвалят: «Вершинка — мера не надежная: была вершинкой, а станет серединкой, да и разные они бывают — одна ниже, другая выше».

Ценились отрешенность от суеты, предельное духовное напряжение, способное прослеживать тонкости дела «по ходочкам и в полных потемках» и одновременно видеть идею в развитии: «живинка во всяком деле есть, впереди мастерства бежит и человека за собой тянет».

И непременной считалась полная приверженность месту, ощущение кровной связи с ним (сторонний мастер «руку испортит и глаз отобьет»), отсюда и оценка мастерства: «походит ли баран на беркута — немецкая, то есть, работа на здешнюю». ЗДЕШНЯЯ — не значит отечественная, но именно уральская; не случайно местожительство мастера каждый раз подробно указано: Евлампий Петрович Медведев, прозванный Железко, проживает в деревне Пеньковке; Иван Бушуев, племянник или внук старого мастера Бушуева, живет в Златоустовском заводе, сообщаются для верности подробности устройства заводского поселка: улица Большая Немецкая, между горами Бутыловкой и Богдановкой, улица Малая Немецкая, Демидовка и т. д.

Снова та же мысль: наши сила и талант — от земли, от места. И мысль живучая: в середине 90-х годов теперь уже прошлого века в журнал «Урал» неоднократно заходил безымянный (так пожелал) автор, много лет собиравший доказательства того, что Петр I имел серьезные намерения вырастить на Урале особый народ, надежный, как камень и металл. Приходящий автор утверждал, что царь будто бы уже приступил к исполнению своего замысла, потому что имел не вызывающие сомнения доказательства магической силы места (Урала), собранные в результате многочисленных научных экспедиций в наши края, и что только безвременная смерть помешала осуществлению плана.