Камень сердолик (СИ)

Послушница опустила глаза и кивнула, больше подобные разговоры не возобновлялись, но Ала сердцем почувствовала, что малышу грозит что-то совсем плохое. И поклялась, что сделает всё, чтобы похитить его из этого места. А уж родной отец и беглый жрец сумеют о нём позаботиться. Во всяком случае, в брате Иммаире Ала не сомневалась ничуть.

Проникнуть в приют было решено глубокой ночью. Эно предлагалось стоять на стрёме, а Ала и Шатун должны были преодолеть хлипкий заборчик, миновать привратника и пробраться внутрь домика через кухонное окно. А потом разыскать комнату, в которой спал малыш, забрать его и тем же путём вернуться. Просто, как грабли. А чтобы малыш не разревелся по пути, у Алы был с собой смоченный лёгким снотворным зельем платок. Прижать его на минутку к носику малютки – и он будет спать несколько часов мирно и глубоко. Зелье варил Лохмач, великолепно разбиравшийся в травах, дозу отмеривал тоже он, и Ала ему верила. Лохмач был необразован и даже грубоват, но дар к лечебным зельям у него определенно был – это все признавали.

Шатун, Ловкач и Ала дождались ночи, в окнах домика давным-давно погас свет, тихая улочка была пуста и безмятежна. Самое время пробираться в дом.

Проникнуть удалось без проблем – казалось, местный персонал и в мыслях не имел того, что их кто-нибудь может попытаться ограбить. Привратник-охранник, правда, пару раз обходил двор, светил фонарём, но при этом так громко зевал и бормотал себе под нос отнюдь не моление к Небесной Благодати, что становилось понятно – делает он это только по привычке, вколоченной многолетней железной дисциплиной жрецов. И впрямь, никто вменяемый в этот домишко не полез бы – что там брать? А сопливых крикунов у обитателей Старого Города и своих было достаточно, незачем было увеличивать их число малышнёй из приюта. Напротив, судя по обращению с детишками послушниц, иным в таком приюте и получше было, чем в бедных трущобах.

Итак, Ловкач остался стоять на стрёме, а Ала с Шатуном беспрепятственно проникли внутрь… и тут началось что-то непонятное. Невеликий с виду домишко оказался со множеством комнат и переходов, каждую запертую дверь приходилось отпирать и убеждаться, что ничего особенного там нету – сложенное стопками имущество, покрытая чехлами мебель или спящие на узких кроватях послушницы. Ала удивилась. За время своего наблюдения она точно видела, что комнаты с малышами находились на первом этаже – послушницы распахивали окна и отдёргивали занавески, освежая помещения, но они отыскали кухню, аж три кладовые, комнаты послушниц, ещё две – с игрушками и потёртыми коврами на полу – видимо, здесь дети играли, что-то вроде библиотеки, парадный кабинет с портретами на стенах и массивным столом в центре, что-то вроде часовни, спаленки женщин… но ничего похожего на комнаты, где спали малыши.

А в надстройке на крыше были только пустые помещения, да и рискованно спальни малышей размещать на втором этаже, некоторые любопытные могут на подоконник залезть и вниз сверзиться.

Когда они обошли клятый домишко по второму кругу, Шатун пробормотал:

- Что-то здесь нечисто. Кто-то нас водит, Ала. Это ловушка.

Ала и сама пришла к этому неблагоприятному выводу, но вернуться ни с чем к брату Иммаиру и ждущему своё дитя отцу?.. Тем не менее, она процедила – тихо, одними губами:

- Осмотрим ещё раз. Потом уходим. Значит, не судьба.

Шатун кивнул с явным облегчением. И тут откуда-то донёсся тонкий детский плач. Шатун и Ала рванули на голос и оказались… перед ровной белёной стеной. Но тут ребёнок заплакал ещё раз, и прямо перед обалдевшими воришками в стене возникла дверь. Обыкновенная, деревянная, с потёртой ручкой. Раздался тихий сонный женский голос, напевающий какую-то песенку, малыш хныкнул ещё пару раз, а потом затих.

- Вот у них какие штучки, - прошептал Шатун. – А я думаю – что ж так просто всё… Ой, непросты братья-жрецы, ой, не просты…

- Жди здесь, - прошипела Ала. – Я иду.

И тихонечко отворила дверь. Та даже не скрипнула, и Ала поверила, что везение начинает к ним возвращаться. За дверью, как она и думала, оказалась детская спаленка. Несколько кроваток с чистым бельём, на которых ровно сопели малыши и одна колыбелька, возле которой дремала на матрасике молодая женщина в белой длинной ночной рубашке. Рядом с матрасиком стоял невысокий столик с глиняными бутылочками. Ну, понятно, молоко, малыш же вроде грудь брать отказался…

Ала бесшумно скользнула к кроватке, малыш в ней спал – такой милый, беззащитный и розовенький, что Ала почувствовала, как её против воли затопляет волна нежности. Вот как такого можно с родным отцом разлучить? И чего его дура-послушница хилым назвала? Щёчки розовые, ручки в “перевязочках”, хорошенький такой… Был бы этот малыш её – тоже бы разлуки не вынесла.

Ала осторожно прижала к личику младенца платок, потом сразу отняла, он даже не пискнул, только задышал ровнее и глубже. Всё, порядок, теперь крик не поднимет.

Девушка осторожно достала малыша из кроватки, укутала в тёплое одеяло и бесшумно отправилась к двери. Кажется, всё получилось.