Першение в горле стало просто нестерпимым. Его словно забивали стекловатой — слой за слоем, пока доступ воздуха совсем не прекратился. Со лба градом катился пот, а в глазах прыгали черные мошки. Наконец, я не выдержал и сдавленно кашлянул. В горле засвербело еще сильнее. Я уткнулся лицом в какую-то тряпку и тихо прокашлялся. Стало только хуже. Я корчился на полу, как эпилептик, из глаз катились слезы. Случайно я задел ногой прислоненную к стене швабру, и она с грохотом повалилась, увлекая за собой жестяные тазы, ведра и прочую гремящую дребедень. Я втянул голову в плечи, как черепаха. Через мгновение дверь каморки, где я прятался, распахнулась, и в лицо мне ударил яркий луч света. Прищурившись, я пытался разглядеть, кто держит фонарь, но мог различить лишь смутный темный силуэт. В капюшоне не было лица — только пустые белки глаз и дикий оскал. Не издав ни звука, тень отвесила оглушительный удар в ухо, и я провалился в темноту.
Когда я очнулся, рядом уже никого не было. Я осторожно глянул в замочную скважину и, только удостоверившись, что призрак исчез, решился выбраться из чулана. Вероятно, я провалялся без сознания пару часов — кромка горизонта уже светлела. Голова трещала так, словно от удара череп раскололся напополам. Похлопал себя по бокам — кости целы, очки вроде бы тоже, что удивительно. Книга на месте… А вот флейты не было! Я бросился на колени и стал ползать, осматривая каждый сантиметр пола и перетряхивая старый хлам, который была забита каморка — все бесполезно, флейты нигде не было. И зачем только я взял ее с собой в ночную вылазку! Проклиная собственную глупость, я припустил со всех ног. Сердце выпрыгивало от страха: в каждом темном углу, за каждым поворотом мерещилась огромная черная тень.
И вот от спальни меня отделял последний коридор, ярко освещенный длинными люминесцентными лампами, вмонтированными в потолок. В этом холодном свете предметы переставали отбрасывать тени, все казалось застывшим, безжизненным. Я притаился за углом, высматривая, не идет ли с обходом ночной санитар. Стояла сонная тишина. Но как только я решился шагнуть в освещенное пространство, на мое плечо опустилась тяжелая ладонь. Я заорал от ужаса, и мне тотчас же крепко зажали рот и повалили на холодный пол.
— Ни звука! — услышал я свистящий шепот Вагнера. У меня сразу отлегло от сердца, и я торопливо закивал. Он ослабил хватку. Я поднялся на ноги и отряхнул пижаму. — Так-так… — пробормотал он. — Фамилия?
— Фогель.
— Что делал ночью в коридоре? Живо отвечай!
— Я проснулся среди ночи. Живот закрутило. До утра бы точно не дотерпел, — промямлил я.
— Тебе известно, что пациентам строго запрещено покидать спальни во время отбоя?
— Да, сэр. Но у меня уже не было сил терпеть.
Он протянул ко мне ручищи с грязными ногтями и обшарил.
— А это что еще такое? — спросил он, обнаружив заткнутую за пояс книгу.
— Книга.
— Я вижу, что книга, — побагровел он. — Я спрашиваю, почему она лежит в твоих штанах.
— Это библиотечная, сэр. Сестра Филди приносит нам каждую среду. Я захватил ее с собой. Я всегда беру. Ну, когда иду в туалет. Дурная привычка, сэр.
— Утром я доложу о твоем проступке старшей сестре, — прошипел он, брезгливо возвращая мне книгу. — Тебя ждут крупные неприятности, парень. А сейчас — марш в постель!
Глава X
В спальне было темно, хоть глаз выколи: на ночь на окнах опускались жалюзи. Я мечтал только о том, чтобы поскорее добраться до кровати и провалиться в сон, выкинув из головы события этой ночи. Сослепу я запнулся о какой-то куль и с грохотом рухнул на пол.
— Что ж ты так больно пинаешься? — раздался обиженный голос Бруно.
— А ты зачем на полу разлегся? Думаешь, видно в темноте?
— Лис, как же я рад, что ты вернулся! Я тебя ждал, ждал, боялся уснуть… Перебрался на пол — так легче со сном бороться. И все равно задремал. Значит, ты был прав, все это только детские страшилки?
— Ну, как сказать… Я видел ее.
— Видел… кого?
— Сам знаешь.
— С-с-стек… Баронессу?
Глаза Бруно расширились от ужаса.
— Ты… ты уверен?
— Уверен ли я? На сто процентов! Говорю же, я видел собственными глазами! Только вот не похоже, что это бесплотный призрак. Ну, или у него отличный хук справа. Башка просто раскалывается.
— И что теперь будет?