Ровный шаг, которым Хелен приблизилась ко Входу пэров, скрывал ее стремительные мысли. Она пригласила девушку, которая была в силах разрушить ее репутацию, в то самое место, где эта репутация нарабатывалась, потому что никто не смог бы устроить здесь неприятную сцену. Конечно, теперь она должна думать о ней как о женщине. Хелен поняла, что почти ожидала увидеть истощенную девочку-подростка вместо заслуженного лектора по истории искусств. Хелен шагнула в вестибюль, и там была она. Марианна Теккерей, урожденная Смай, поправляющая платье и нервно моргающая в пыльном солнечном свете. В среднем возрасте она выглядела хорошо, лучше, чем большинство людей ее происхождения. Она сохранила фигуру, более или менее, и носила блестящую прическу, уложенную феном, словно третья жена какого-нибудь старого пэра. Хелен не представляла Джесса добившимся подобных высот. Поддерживают ли они по-прежнему связь друг с другом? Какими бы ни были важные новости Марианны, они должны касаться его, и, несомненно, речь пойдет о деньгах. Гнев вскипел в ее груди, поднимая глубоко загнанную яростную обиду на этих детей, чья грязная глупая задумка закончилась человеческой гибелью. Ее жизнь была полна жестких решений, принятых с чистой совестью. Единственным разом, когда она изменила своим принципам, стала та поездка в Назарет дождливым вечером, и это произошло из-за них. Как они посмели вновь выкопать это сейчас, так поздно в карьере Хелен, так поздно в ее жизни?
– Доктор Теккерей? – Она не могла заставить себя встряхнуть ладонь Марианны. – Очень любезно с вашей стороны прийти так быстро.
Хелен быстро провела свою гостью по позолоченным коридорам, поддерживая пустую беседу.
– Я бы никогда не узнала вас, – сказала она, когда они сели. Марианна встретилась с ней взглядом, и земля ушла из-под ног. Маленькие черные точки на ее слезных протоках говорили о том, что она нанесла на ресницы тушь, выплакалась и нанесла повторно, и это выдавало отчаянную мрачную правду их общего положения. Ярость резко и внезапно сменилась облегчением. Возможность выговориться была ближе, чем когда-либо. Если разделить случившееся друг с другом, станет ли от этого легче? Утратит ли оно власть над ними? «Марианна, – хотела она сказать, когда в центр белой скатерти поставили набор серебряных бутылочек со специями, – Марианна, вы находились
Ей хотелось спросить Марианну – где та носит свою вину? Возможно, она тоже носила ее как ремень, стягивающий сердце и легкие. А возможно, ее вина гнездилась в желудке, переполняя его кислотой, или в голове, превращаясь в головную боль, когда шел дождь. Марианна тоже должна шататься под грузом сокрытия человеческой смерти. Она знала о прошлом Хелен, и облегчение от отсутствия необходимости притворяться было настолько сильным, что Хелен почти не беспокоило, использует ли Марианна это против нее.
Эта мысль привела Хелен в чувство; конечно же, ее беспокоило. Она глубоко вдохнула и к концу выдоха приняла деловой вид.
– Полагаю, вы здесь из-за денег.
Марианна на дюйм отшатнулась. Когда она запротестовала, Хелен заметила часы «Картье» на ее запястье. Она носила свое золото как броню.
Защитная реакция Марианны дала понять, что ее самооценка по-прежнему невысока. При всем том, что она рискнула связаться с Хелен, Марианна не могла показать ни дюйма своей уязвимости. Она явно все еще верила в «психопатию» из тех бумаг. А почему бы ей не верить? Ничто из того, что сделала Хелен за прошедшие годы, не заставило бы Марианну изменить мнение. Карикатуры в прессе – Хелен рисовали в «Таймс» в виде робота в платье – вряд ли смягчали ее образ.
Что она могла сказать, чтобы успокоить эту выросшую девушку? Они старательно обходили в разговоре причину, по которой встретились, но, возможно, если она подчеркнет их соучастие, их общую уязвимость, это покажет Марианне, что Хелен – пусть и не на ее стороне, потому что никогда не сможет забыть положение, в которое они ее поставили, – но в равной степени стремится остановить этот снежный ком, прежде чем он покатится дальше. Хелен напомнит этой девушке, как мало против них доказательств, насколько они сейчас в безопасности, если только ничего не сделают, чтобы расстроить такое положение вещей.
Она наклонилась к Марианне поближе и произнесла:
– Расследование, конечно же, проводилось. В маловероятном случае, если кто-то заговорит – для нас хорошо, что тело кремировано.
Страх в глазах Марианны на мгновение сменился чем-то более глубоким: отвращением. Что бы Хелен ни сказала, Марианна примет это за подтверждение вердикта врачей. Разочарование оказалось болезненнее, чем Хелен ожидала.