Мы смотрели друг на друга – три стороны квадрата. В наши с Джессом руки въелась грязь, ее контуры чернели на наших костяшках и ногтях. Гринлоу оставалась безупречной.
– Кто из нас… – начала Гринлоу. Ее незаконченный вопрос являлся ответом сам по себе: ее самозащита снизилась, хотя и никуда не пропала. Люди лгут и заметают следы все время, но после пережитого настоящего ужаса есть «окно» – длящееся считаные минуты, даже секунды, – когда шок изгоняет лицемерие, и остается место только для своего рода опустошающей честности.
– Я не думаю… – Я не смогла закончить фразу, как и она. – Кто… – попыталась я снова. Я должна была знать, даже если бы выяснилось, что это сделала я.
– Я не знаю, – признался Джесс. – Я просто отбивался. Вы обе тоже были там. Я не знаю, был ли это я.
– Я тоже, – сказала я. – Но это означает, что это могла быть как я, так и не я, понимаешь?
Мы передавали свой ужас друг другу, обмениваясь испуганными взглядами. Я верю, что в тот момент мы все были готовы как взять вину на себя, так и возложить ее на кого-то другого. Какая разница? Мы трое оказались повязаны.
Ледяная вода стекала с моих волос по спине кожаной куртки. Волосы Джесса были покрыты каменной крошкой и пылью. Гринлоу подняла руки к своей свалявшейся от дождя прическе и зачесала волосы назад; скользкие пряди свисали с ее висков. Это небольшое движение вернуло ей самообладание.
– Это чрезвычайная ситуация, – согласилась она. – Я бы предположила, что перила сломались под его собственным весом, он был крупным мужчиной. Но я не могу в этом поклясться. Это мог сделать любой из нас. Это вполне могла быть и я.
Гринлоу пожала плечами, словно произнесла нечто вроде «да, возможно, это я использовала остатки молока». Это было не из-за того, что она лгала: ее попросту не волновало, кто виноват. Это не имело значения. Клей уже стал обычной проблемой, которую надо решить.
И ее жестокосердие являлось нашей единственной надеждой.
– Так что нам теперь делать? – Я обращалась к ним обоим, однако ответа ожидала от нее. – Серьезно, что делать-то? – Мои зубы начали стучать на последней фразе, и я произнесла ее почти по слогам. Гринлоу прикрыла глаза и в раздумьях прижала кончики пальцев к переносице. Я собиралась с духом, готовясь услышать от нее, что мы все в некотором смысле невиновны, что в полиции поймут и закон нас поддержит. Кто бы ни был причастен к смерти Клея, мы с Джессом все равно несли ответственность за шантаж. Она могла сдать нас с потрохами копам, и знала это.
Затем я снова взглянула на ее лицо, и оно изменилось. Гринлоу стала своей собственной копией, выполненной мелками: пепельно-белая кожа, черты, словно нарисованные углем, и меня озарило, что единственным местом, кроме парламента, из которого можно увидеть такие рисунки-репортажи, был суд. Мое воображение быстро нарисовало нас с Джессом на скамье подсудимых.
– Как скоро его хватятся? – спросила она.
Это оказалось таким далеким от того, что я ожидала, – что я неправильно поняла смысл.
Джесс наклонился вперед, как будто его вот-вот стошнит, а затем опустился на четвереньки и уставился в темный угол. Я сомневалась, что он вообще понимал сейчас, где мы находимся.
– Кажется, Джесс уже скучает по брату, – сказала я. Хелен оставалась бесстрастной, в то время как меня настигало понимание. По моей коже пробежал мороз – и пробрал меня до костей. Теперь я видела, каким хладнокровием она должна была обладать, чтобы обеспечить свое освобождение и свои решения после смерти Джулии Соломон. В ней была бесчеловечность, которую мы должны поставить себе на службу. Но если мы с ней согласимся, то станем ничем не лучше ее. Мы окажемся даже хуже, потому что именно мы запустили все события сегодняшней ночи.
Я повернулась к ней и понизила голос:
– Его могут не хватиться какое-то время. Он приходит и уходит. Могут пройти месяцы. Его родители не знают, что он освободился.
Это вернуло Джесса к действительности.
– Но мы не можем просто оставить его здесь, – проговорил он. Я махнула ему, чтобы он встал; пошатываясь, как новорожденный жеребенок, он поднялся на ноги.
– Я не знаю никакого волшебного способа его вернуть, – произнесла Гринлоу. – Если вы не хотите, чтобы ваш маленький заговор раскрылся, то боюсь, нам придется выдать это за несчастный случай. – Она не могла бы донести свою угрозу еще яснее, но отрешенное лицо Джесс подсказывало мне, что я должна все ему разжевать.
– Вы хотите сказать, что мы прикинемся, будто он все сделал сам? – уточнила я.
Джесс медленно замотал головой, а Гринлоу закивала ему в унисон. С болезненной уверенностью я сознавала, что она права. Заключили ли мы наше соглашение именно в тот момент, когда я по-настоящему приняла ее сторону? Альтернатива имелась одна: всех нас станут судить за непредумышленное убийство и незаконное проникновение, а двоих из нас – еще и за шантаж. Мы пытались захватить власть над Гринлоу, а теперь нам было что терять, так же как и ей. Я, наверно, была не в себе, воображая, будто она захочет, чтобы мы пошли в суд.