Каменное братство

А то, наоборот, сидели и нудили – молодые пацаны, нормальные девки! – про то, что Рома неправильно строит отношения с Лизой, а какая-то классная руководительница, строгая, как будто тут обсуждают успеваемость и посещаемость, всех наставляла, а на самом деле стравливала, иногда до потасовки (тьфу!), но и тут никто никому не засвечивал по-настоящему, реально…

Только бесконечно выясняли отношения. Вообще-то и в любой команде кто-то с кем-то дружит, кто-то на кого-то косится, но все это одолевается ради общего дела. А если бы никакого дела не было, отношения строились бы неизвестно ради чего, так, наверно, и вправду все круглые сутки сидели бы в кают-компании и орали друг на друга: «Ты меня достал, понимаешь, достал!!!» – «Заткни пасть, я тебе говорю: заткни пасть!!!»

И он с тревогой подумал, что у них с его любимой девочкой нет никакого общего дела…

Зато качество изображения спутниковая антенна давала издевательски четкое и многокрасочное. Андрей дольше минуты такой реалити выдержать не мог, а вот она, кому так не хватало подлинности, смотрела часами… Нет, ее нынешняя тихая вода не была прозрачной, что-то варилось в этом тихом омуте. Андрей даже боялся устроить какую-нибудь аварию – до того ему никак не удавалось сосредоточиться на работе, все время томило: что же еще она может учудить, что его ждет после вахты? Хорошо еще, ответственность тут была не та, что на прежнем просторном мостике с мониторами, он теперь ходил на бодающемся буксире, который, как умненький бычок, прижимал к причалу огромные неповоротливые суда, вроде тех, которые Андрей еще недавно водил сам.

Но его не томила тоска по океанским просторам – ни на что, кроме любимой бабочки, душевных сил у него не оставалось. Он лишь старался не зачушиться на нынешней чумазой работе и оттого превратился едва ли не в щеголя, так что женщины теперь на него заглядывались даже еще больше, чем раньше, и он был рад, что его повелительнице по-прежнему завидуют, пусть даже она никогда не выказывает удовольствия по этому поводу.

Он пытался переключать свою несчастную страдалицу на другую реальность – на виноделие в Хорватии, на оперы в Италии, на замки в Испании, но она слишком хорошо знала, что требуется ее печальным темно-янтарным глазам: фальшь. В которую еще и детей припутывали. Он, казалось, слышал, как она твердит самой себе: смотри, смотри, в каком мире ты живешь!

Помни! И никогда не забывай.

Она и не забывала. И не позволяла забыть ему. Как-то, на пробу щелкая пультом, он услышал загадочные слова: тараканий хирург, тараканья хирургия – и задержал на огромном экране что-то красное и пульсирующее. Оказалось, это не тараканья, а торокальная хирургия, хирургия на легких. И все зачем-то делали четыре разреза, а один мастак сумел делать три. И только Андрей хотел поделиться с нею своим восхищением, как она взяла у него пульт и переключила на чей-то семейный скандал, в котором почему-то должна была участвовать вся страна.

– Молодец мужик, – попытался он вернуть ее к тараканьему хирургу, – людям жизнь спасает.

– И зачем? – еле слышно спросила она. – Если людям не за что умирать, им незачем и жить.

Ну что на это скажешь? В принципе, и он так считал. Только немножко наоборот: умирать стоит, когда пытаются отнять то, ради чего живешь. Если бы у него попытались отнять ее, он бы пошел на смерть как не фиг делать. Но жить ради того, кого любишь, – это же куда лучше, верно?

А вот она никого и ничего не любила, в этом была ее беда. Такое вот на нее пало проклятие – оказаться выше всего, что могла предложить жизнь. Это ему, носорогу, хорошо, а поди полюби что-нибудь, если ты прелестнейшая бабочка или нездешняя птичка!..

И тут на экране с чего-то вспыхнуло печальное, освещенное едва заметной грустной улыбкой лицо Усамы бен Ладена.

– Пророк в камуфляже, – почти неслышно прошептала она. – Единственное человеческое лицо. У меня с ним больше общего, чем с нашей фальшивой цивилизацией. В его мире люди готовы умереть за свою мечту.

Чудовищный, нездешний вой отбросил Андрея…

* * *

Нет, уже меня. Утратив посюсторонний слух, я едва не шагнул на набережной Обводного под колеса огромной мусоровозки. Этак я еще и не доживу до третьего урока – тогда и бедной Ирке конец!

Ну и ладно, ведь это будет уже без меня. Черт, опять я!.. Я вновь испытал серьезный страх, что могу убить ее какой-то циничной мыслишкой.

Я побрел по матовому тротуару в сторону порта, и ко мне тут же вернулся слух, подключенный к душе моего товарища по несчастью.

* * *

В его доме я уже обнаружил КОРАН, темно-зеленый до черноты. И, возвращаясь даже и с ночной вахты, Андрей почти всегда заставал ее погруженной в чтение этой веской книги, установленной на черный деревянный пюпитр, хотя прежде она всегда читала, забравшись с ногами на диван. Она и реалити-шоу теперь изредка смотрела, твердо установив стул перед экраном и взирая на него надменным взглядом опытного следователя, которого пытаются провести на мякине.