Каменное братство

Чтобы не вводить народ в соблазн, выговор Бережкову объявили в самых общих чертах – за нарушение режима секретности, но все равно все всё знали, и слава Бережкова взлетела в совсем уж заоблачные выси. Но он, казалось, и этого не замечал – ну, посмеялись один раз, и хватит. Единственное, к чему он время от времени возвращался, была просьба к Леночке называть его на ты, но добился лишь того, что она начала называть его Олегом без отчества. Зато с никогда еще прежде не испытанным наслаждением. Она и маме за ужином (они жили вдвоем) постоянно рассказывала о нем даже и всякую чепуху, чтобы только лишний раз произнести его имя: О‑Л‑Е‑Г. Так что мама однажды возмутилась: «Но он же женат!» На что Леночка возмутилась ответно: «При чем здесь это!»

Не понимала бедняжка, что очень даже при чем…

Она знала, что у Олега две дочери, которые давно вызывали у нее нежные чувства, хотя она их видела только на фотографии. Зато на одном банкете ей лишь с большим трудом удавалось оторвать взгляд от его жены, и, хоть она и старалась изо всех сил отнестись к той по справедливости (ясно же, что почти невозможно безупречно исполнить миссию спутницы великого человека), жена ей все-таки не понравилась: подшучивала над мужем (ей было трудно выговаривать это слово применительно к Олегу даже мысленно), называла его по фамилии и притом так, словно это не высокое звание: БЕРЕЖКОВ, а что-то почти забавное.

И внешне она походила на хорошенького мужчину – такой вот Ален Делон, переодетый женщиной, – прохаживалась руки в брюки, а в гардеробе вообще надела мужскую шляпу. Но Леночка старалась об этом не вспоминать, чтобы не заподозрить себя, будто она ревнует, – у них с Олегом была просто дружба, общая преданность общей работе: ей уже казалось, что она от рождения только и мечтала выпекать кристаллы. Огражденный двойным поясом колоннад бастион института теперь представлялся ей родным домом, где они с Олегом целыми днями возились на собственной кухне. Всех остальных она воспринимала как их с Олегом поварят, и Олег тоже казался ей мальчишкой, за которым нужен глаз да глаз, ему же некогда следить за мелочами, да он и вообще о себе не думает, может вытворить бог знает что.

Когда по проторенной дорожке к ним на кухню заглянул председатель профкома: «Бережков, не хочешь нас прикрыть по тобогану?», – Олег прямо подпрыгнул: «Давно хочу попробовать!». И попробовал: вернулся – половина лица заплывшая и фиолетовая, другая просто расцарапанная. Тогда-то у нее и вырвалось впервые на ты: «Что с тобой?!»

Оказалось, все было очень смешно. Судья наверху задал единственный вопрос: «Ты когда-нибудь катался?» – «Нет». – «Тогда главное следи, чтобы сани не выпустить, а то они тебя перемелют, десять пудов как-никак». И когда в ледяном желобе где-то на пятом вираже сани таки сумели его сбросить, он помнил одно: нужно за них держаться, – так их вместе и кувыркало, пока не выкинуло наружу. И нижний судья, тревожно в него всмотревшись, только и спросил: «Ты идти можешь?» Это был самый смешной момент во всей истории.

И все-таки Леночкино потрясение окончательно переродилось в негодование лишь во время ночного бдения над захандрившей печью, когда она прикладывала к его кровоподтекам компресс из казенного спирта. Олег пошучивал, но, видно было, с трудом удерживался, чтобы не отдернуть голову, – и Леночку наконец прорвало:

– Как можно быть таким безответственным?! Если с тобой что-то случится, ты подумал, что будет… – она хотела сказать: с девочками, но вдруг снова само собой вырвалось: – Со мной?..

И, разрыдавшись, вместо компресса припала к его страшенному синячищу губами, причинив ему такую боль, что он мотнул головой, как конь от овода. Тут же, впрочем, устыдившись и, ранившей его в левую щеку, немедленно подставив правую.

А потом, всхлипывающую у него на груди, гладил ее по спине – нежно, но, как ей показалось, довольно рассеянно, словно кошку: уж очень, подумалось ей, он привык, что женщины от него без ума. Он и обнимал ее как-то неуверенно, как будто не мог решить, стоит ли и впрямь это делать.

Так что свернувшийся в шкафу спальник прождал напрасно всю эту ночь. И даже не одну. Ласки Олега оставались такими бережными, что Леночка постепенно перестала дрожать, но, напротив, ждала какого-то более бурного разрешения. Она уже опасалась, что не очень-то ему и нравится, он ведь так избалован, а она – что она такое?..

Спальник развернулся во всю ширь лишь на острове Монте-Кристо.