Каменное древо

Сквозь пелену я видел силуэты, слышал голоса – они говорили обо мне. Громче всех звучал отцовский, но мое существо, существо родного сына, не тянулось на его голос, наоборот – стремилось закрыться, как от угрозы.

Меня пытались накормить. Вливали по каплям еду и лекарство, но в ответ на это пламя начинало течь только сильней, и я мечтал о том, чтобы мои мучения прервались. А потом вспоминал, что на земле остались незавершенные дела, и, стиснув зубы, цеплялся за жизнь. Выгрызал себе право вернуться.

Я не мог покинуть Рамону.

Я подвел ее, и теперь она совсем одна. Что сотворят с ней искатели? Или уже сотворили? Ее отец, этот упертый властный тиран, не простит гибели Орма. Даже такой нелепой, совершенно случайной. И не упустит возможности отыграться на Моне.

Я видел дрожащие губы и глаза цвета сосновой смолы: в этих янтарных озерах плескалось такое лютое отчаянье, что сердце разлеталось на клочки.

Ее тонкие дрожащие пальцы. И толстая коса с вплетенными бусинами. И белый подрагивающий живот, залитый лунным светом. Запрокинутое лицо, губы, молящие о ласках.

Мне было больно о ней думать, внутри все переворачивалось от страха и злости. И тогда я начинал падать в липкую черноту, проваливался в бездну, чтобы в один момент птицей взмыть вверх и увидеть тот самый сон.

Я видел полет. Подобные сны снились мне с самого детства, но в последнее время стали особенно частыми. Я был свободен, как сокол, – парил над вершинами гор, над Лестрой, над крышами замка и верхушками сосен. Все выше, выше и выше. И каждый раз меня мучил вопрос – куда я все-таки лечу? Что мне хотят показать? Но сон всегда обрывался, так и не принеся ответов.

Внизу копошились люди, больше похожие на муравьев, извивались лентами реки, желтели поля. Но я четко знал, куда мне надо двигаться – и я летел на восток, мимо деревушек и рощи, к громаде Лествирского леса. Он шумел кронами – древний и огромный, как спящий великан. Но сегодня он будто ждал меня, гостеприимно распахнув объятья.

Земля приближалась стремительно – так, что захватывало дух. Во время полета огонь в жилах отпустил, но сейчас начал возвращаться. Эта боль с каждым мгновением становилась все невыносимей.

И вдруг я заметил новую деталь, то, чего не было раньше. Там, где расходились косматые волны деревьев, притаился маленький сруб с дерновой крышей. Дверь была распахнута. Я прошел внутрь, полный тревожного ожидания, но успел заметить лишь фигуру молодой женщины. Затравленно озираясь по сторонам и не замечая меня, бесплотного духа, она заворачивала в платок какой-то предмет. Потом, придерживая рукой большой живот, отодвинула заслонку и сунула руку в печь.

В этот момент очертания поплыли, и меня снова окутала чернильная тьма.

* * *

Пробуждение было резким и болезненным.

Свет ударил в глаза, бок прострелило, но я умудрился сесть и оглядеться. Передо мной раскинулось лекарское крыло замка с унылыми серыми стенами и запахом трав, который впитался в каждый камень.

– Господин? – пожилой лекарь в белой хламиде удивленно вскрикнул и, несмотря на старческую немощь, подскочил к моей кровати. Схватил за руку и пощупал пульс. – Как вы, господин?

– Живой, – процедил сквозь зубы и свесил ноги на пол, вызвал этим на лице лекаря гримасу ужаса.

– Вам нельзя вставать!

И трясущимися руками попытался уложить меня обратно, но я ловко выскользнул из хватки. Старик скукожился под моим свирепым взглядом и больше не делал попыток меня трогать.

– Я доложу лорду Брейгару, что вы пришли в себя.

– Стой! – я вскинул руку и поморщился от дергающей боли. Торс плотно обхватывала повязка, но полученная рана была слишком серьезной, и я не тешил себя надеждой, что она успела затянуться.

Старец смотрел непонимающе и шевелил губами, силясь что-то сказать. Кажется, моя наглость оскорбила его до глубины души, но мне некогда было об этом думать. Я и так потратил слишком много времени, странное чувство гнало меня прочь.

Ему невозможно было противиться.

– Лорд Брейгар велел сообщить ему, как только вы очнетесь, – терпеливо, как ребенку, пояснил лекарь. – Сейчас я заварю вам целебный настой, а потом перебинтую рану.

Пока дед доковыляет до отцовских покоев, меня уже здесь не будет.

Не говоря ни слова, я схватил с крючка свою рубаху и стеганую куртку. Там же нашлись сумка, оружие и сапоги.

За окном только занимается рассвет, и я смогу выскользнуть незамеченным. Благо знаю все потайные ходы и выходы.

– Куда же вы! – казалось, старик сейчас расплачется. Он протянул ко мне руки, пытаясь задержать.

Я резко остановился и повернулся к нему, подавив желание поморщиться от боли.

– Спасибо за все. Но я буду очень признателен, если лорд Брейгар узнает о моем пробуждении как можно позже, – я выделил тоном последнее слово и, красноречиво вскинув брови, вылетел из лекарской.

Все казалось таким ясным и в то же время непонятным. Гадский браслет, сопротивляясь моей идее, жег кожу и пульсировал, заставляя руку неметь. И вместе с тем в груди рождалось совсем другое жжение – неугасимое, которое невозможно было унять.

Осталось совсем немного, и я все узнаю.