Каменное перо

– Пойми же ты, что это не волшебная палочка! Это черт знает, что! Оно не берет вещи из ниоткуда, оно… Оно… – Принц запнулся, подбирая слова. – Оно берет их из тебя! – выплюнул он. – А сказку про Доменико писал не я, позволь тебе напомнить. Его убил не сюжет, его убило то, во что превратился Батафи! Это совершенно, абсолютно другой случай.

Я, должно быть, выглядел очень напуганным, потому что он отступил на шаг.

– Пойми, – повторил он, немного совладав со своим гневом, – что мысли о том, чтобы сознательно навредить Сказочнику, у меня не было. И, наверное, не могло быть. Я паниковал. Я хотел все исправить. Я боялся его, себя, власти пера. Даже приди мне такая идея, я бы остерегся играть с настоящим и ухватился бы за посмертную биографию Батафи. И как новая, даже самая безобидная сказка о Сказочнике повлияла бы на меня? Ты думаешь, все так элементарно просто? Я до сих пор содрогаюсь от ужаса, когда вспоминаю о клерке Альфредо и его матери. Одному богу известно, какие еще последствия имело мое вольнодумие. А когда на горизонте снова возник Батафи и подвел меня к чему-то другому, я не сопротивлялся и с благодарностью принял его предложение. Вот и все. И перо я оставил там, потому что мне уже было тошно смотреть на него. Да, сейчас я почти жалею об этом, хотя бы потому, что на моем месте теперь могут потом оказаться другие. И еще по ряду причин.

Он сел и устало обхватил лицо руками. Костер продолжал мерно потрескивать, бросая неровные отсветы на его силуэт. Он молвил:

– Мне тяжело до тебя достучаться. Я битый час пытался объяснить тебе ход моего помешательства, а ты пытаешься сделать из него логическую задачку.

Да, я отказывался его понимать. Вместо этого я спросил:

– Как ты думаешь, зачем Сказочнику все это нужно?

Принц удрученно покачал головой.

– Я не знаю. Как я могу знать. Но в одном я уверен – все, что происходит сейчас, происходит по его велению. Он оставил мне папку с материалами твоего отца для того, чтобы я нашел тебя. Нет смысла это скрывать. Ты и сам обо всем догадался.

– Или я, или Изабелла, – обреченно кивнул я.

– Именно так, – грустно согласился Принц.

Следующий день выдался удручающе скудным на происшествия. Мы понуро шагали по лесу. Каждый из нас был погружен в собственное молчание. По нашим расчетам, до долины оставалось два дня пути.

Я предпринял еще одну попытку систематизировать свои впечатления от рассказа Принца, но получилось так себе. Я одновременно хотел и страшился спросить его о содержимом той самой папки, и потому по своей доброй традиции так ничего и не предпринял. К моему облегчению, на привале вечером он сам заговорил об отце.

– Я ведь не раз перечитывал его работы за этот месяц, – неожиданно сказал Принц, когда мы отужинали и сидели теперь у костра.

– Чьи? – я сделал вид, что не понял.

– Твоего отца.

Теперь, когда разгадка была так близка, мне самым естественным и малодушным образом в одночасье не захотелось слышать ничего больше, но Принц беспощадно продолжил.

–Дуглас писал страшные сказки.

Я вновь промолчал.

– Хотя, возможно, поначалу он этого и не хотел. Просто они такими вышли.

– Не понимаю, зачем мне это знать, – огрызнулся я.

– Затем, что это твой отец. И затем, что, не зная их содержание, мы отсюда не выберемся.

– Что за ерунда, мы посреди дикого леса. Нам нужно знать содержание чьих-то сказок, чтобы уберечься от волков?

Принц захохотал. Гротескные отсветы костра превратили его лицо в демоническую гримасу. Я вздрогнул. Иллюзия продлилась одно мгновение и сгинула, но его искаженная маска застыла перед моим внутренним взором. Странно, но после первого испуга я совсем не боялся, она даже показалась мне неожиданно уместной. Костер мерно потрескивал.

– Скажи мне, Габриэль, а ты никогда не задумывался о том, почему ты всю жизнь провел в одном закутке?

Не задумывался ли я? Я уже говорил тебе, что эта мысль медленно разъедала меня изнутри не один год, но порой она отступала так же неожиданно, как и появлялась – я одновременно томился по неизведанному и, уступая природной лени, наслаждался комфортом, который предоставляла мне оседлая и сытая жизнь. Не найдясь, как выразить это противоречие, я по обыкновению смолчал. Принц уже смирился с моей привычкой трактовать его вопросы как риторические и не особенно обеспокоился отсутствием реакции. Он продолжил, как будто бы я ответил утвердительно.