Каменное сердце

Однако Лейла напоминала ему вовсе не его дочь. Сквозь толщу времени ему бросилась в глаза колоссальная разница между этими двумя существами. Он подумал, что его дочь, наверное, никогда не мечтала о побеге. Хотя кто знает? Несомненно одно: она всегда послушно — или бездарно — исполняла свою несложную партию: хорошая учеба, хорошие дипломы, хорошая профессия, хороший муж (хотя как знать?), и очень быстро — отдаление, банальные или пустые слова, расстояние все увеличивалось до тех пор, пока связь не прервалась окончательно. В Лейле же Шульц сразу почувствовал нечто очень простое и одновременно пугающее. Словно она помимо своей воли была ангелом. Джинном, ничего еще не знающим о собственных возможностях. И, разумеется, в ней была та удивительная энергия, одной которой было достаточно для того, чтобы сделать ее человеком, по природе своей совершенно отличным от его дочери.

Он улыбнулся, заметив, что эта маленькая черненькая кудрявая девушка во сне тихонько покусывает белый краешек простыни. Темная демократия ночи: в ночном умиротворении всякое одиночество равно другому и беспредельно. Но, когда рассветет, между одиночествами установится явное неравенство, потому что силы, управляющие ими, словно марионетками, измеряются совершенно разными величинами. Невидимая рука. Мускулистая и плотная рука. Тощая и костлявая рука.

Шульц слегка наклонился над спящей красавицей. Потянулся к ней губами, но вовремя опомнился. И только легонько коснулся ее лба указательным и средним пальцами. А потом в слабом утреннем свете втайне пожелал ей чего-то более сильного, может быть, более изнуряющего, но более яркого, чем счастье.

Лейла открыла глаза и очень удивилась, увидев своего странного спутника, накануне едва живого, тщательно одетым и готовым тронуться в путь.

…Ехали они не очень долго. Шульц все сильнее беспокоился из-за мотора, но и речи не могло быть о том, чтобы обратиться в мастерскую, потому что денег у него почти не осталось.

«Вот видишь, на третьей, если я ее не слишком подгоняю, она еще двигается».

Очень прямой, очень достойный, при галстуке, он выбирал самый причудливый маршрут. «Да нет же, детка, уверяю тебя, это верное направление! Ты только погляди на солнце — мы двигаемся прямо на юг!» Лейла, которую нимало не занимали карты автомобильных дорог, не мешала ему ехать, куда он захочет.

Теперь вокруг них лежал почти ровный пейзаж, сплошь запорошенный белым, ивы здесь были похожи на сказочные парики, а ограды — на забытые кем-то гирлянды. Тянулись цепочкой замерзшие пруды. На ветвях совершенно голых деревьев, усыпанных крупными ягодами омелы, сидели черные птицы, от холода похожие на чучела, но все еще грозные. Деревушки из нескольких домов, закрытые трактиры, слепые стены.

Когда, уже в сумерках, мотор скоропостижно скончался, Шульц резко вывернул руль, и машина на свободном ходу покатила под уклон по ухабистой дороге, которая привела их на берег одного из замерзших прудов. Торчавшие надо льдом черные стебли тростника напоминали странные письмена. Берег был пуст. Больше не было слышно ни единого звука, и больше ничто нигде не шелохнулось.

Они некоторое время посидели молча, потом Шульц сказал:

— Заночуем здесь. Я смертельно устал. Сил совсем не осталось.

— Да мы в какую-то дыру заехали! Здесь никого и ничего!

— Мне надо отдохнуть, — повторил Шульц, опустив голову на руль. — А завтра поглядим…

Он посоветовал Лейле немедленно, пока не закоченела, влезть в спальный мешок и устроиться на заднем сиденье, и сам принялся кутаться. Небо ненадолго расчистилось, и температура быстро упала ниже нуля… Лейла свернулась клубочком и стучала зубами. Можно совершенно затеряться в самом центре Франции. Впервые в жизни она почувствовала, как на нее волнами накатывает неведомая прежде паника, эти волны шли откуда-то издалека, от других бедственных ночей, от других несчастных тел. Но Шульц уже затих и не двигался. Ночь была прекрасна, и страшные челюсти холода медленно разжимались. Текли часы. Взошла луна и облила все сливочным светом. Лейла дрожала как осиновый лист и вместе с тем впала в какое-то летаргическое состояние. Зубы у нее выстукивали дробь. Ноги ныли.

Ей понадобилось сделать невероятное усилие, чтобы выдернуть себя из еле греющего тощего спальника, открыть дверцу, выйти в эту ледяную темноту и начать прыгать на месте, размахивать руками, шевелить пальцами, двигаться, двигаться без остановки. Не обращая больше внимания на Шульца, она разбежалась и понеслась по огибавшей пруд узкой заснеженной тропинке — луна делала эту дорожку волшебной.