— Вернувшись из Дорсета, Майкл сразу приехал ко мне. Он появился в моем доме в ужасном виде: бледный, растерянный, едва ли не безумный. Сын не стал говорить мне, что послужило этому причиной, однако через несколько дней вдруг спросил, нет ли у меня знакомых среди адвокатов. «Зачем тебе понадобился адвокат?» — удивилась я. К моему изумлению, он объявил, что хочет обратиться в Сиротский суд с прошением об изъятии Хью из-под опеки семейства Хоббей. — Миссис Кафхилл глубоко вздохнула. — Я ответила ему, что с адвокатами не знакома, и поинтересовалась, почему он вдруг решил заняться этим сейчас, по прошествии шести лет. Сын сказал, что в жизни иной раз бывают ситуации, когда непременно должен вмешаться суд, но вдаваться в подробности не стал. Однако вид у него при этом был такой… Честно признаюсь вам, сэр, я даже начала опасаться за рассудок Майкла. Так и вижу сейчас, как он сидит передо мною в том маленьком домике, которым я владею по доброте королевы. В свете очага его лицо показалось мне изборожденным морщинами… старым. Да, старым, хотя сыну моему еще не исполнилось и тридцати лет. Я предложила ему посетить мастера Дирика. Однако мой мальчик с горечью усмехнулся: дескать, это последний человек, к которому он хотел бы обратиться.
— Что же, это вполне разумно. Если Дирик представляет интересы Хоббея как опекуна, он никак не может выступить против него по тому же вопросу. Это против правил, — вставил я.
— Полагаю, дело было не только в этом, сэр. Майкл был просто вне себя от гнева, когда говорил об этих людях.
В воцарившейся в комнате полной тишине я посмотрел в сторону окон. И заметил, что камеристки оставили шитье и слушали столь же внимательно, как и мы с королевой.
— Я подумала, что, судя по всему, на обратном пути из Дорсета Майкл посетил Хью, — стала рассказывать дальше Кафхилл. — Я спросила его об этом напрямую, и он признался, что так оно и было. Он не стал заранее предупреждать Хоббеев о своем приезде, так как Николас мог не принять его. Сын сказал, что по прибытии обнаружил, что там творится нечто совершено ужасное. И теперь он намеревается найти адвоката, которому можно довериться, а если вдруг не сумеет этого сделать, то выступит в суде сам.
— Жаль, что ты не обратилась прямо ко мне, Бесс, — проговорила королева. — А ведь могла бы.
— Ваше величество, я тогда опасалась, что сын мой попросту повредился умом. Я даже не представляла себе, ну что такое ужасное могло случиться с Хью, чтобы Майкл пришел в подобный ажиотаж. Вскоре после этого сын сказал мне, что нашел собственное жилье. Он заявил, что не станет возвращаться в Дорсет. И… — Тут Бесс не выдержала, закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
Екатерина, склонившись к старой служанке, нежно прижала ее голову к своей груди.
Когда миссис Кафхилл вновь овладела собой, королева подала ей носовой платок, который та принялась крутить и комкать в руках. Но в конце концов пожилая дама все-таки заговорила, низко опустив голову, так что я видел лишь верх ее белого чепца.
— Майкл перебрался куда-то поближе к реке. Он навещал меня почти каждый день и однажды сказал, что сам подал бумаги в Сиротский суд и заплатил положенные деньги. Мне показалось, что после этого мальчик стал выглядеть получше, но затем прежнее напряженное выражение вдруг вернулось на его лицо. И наконец, он пропал на несколько дней. А потом утром явился местный констебль… — Старая служанка бросила на меня безнадежный взгляд. — И сказал, что моего сына нашли мертвым в его комнате, повешенным на потолочной балке. Майкл оставил записку… она у меня с собой. Мастер Уорнер сказал, что я должна показать ее вам.
— Да, позвольте взглянуть, — попросил я.
Бесс извлекла из платья сложенный лист бумаги и передала его мне дрожащей рукой. Я развернул записку. «Прости меня, мама», — было написано в ней.
Я посмотрел на несчастную женщину:
— А это точно почерк Майкла?
— Неужели вы думаете, что я не узнаю руку собственного сына?! — рассердилась та. — Майкл сам написал эти слова, как я и сказала коронеру на дознании перед судом и перед всеми любопытными.
— Не надо сердиться, Бесс, — умиротворяющим тоном произнесла королева.
— Мастер Шардлейк по долгу службы вынужден задавать подобные вопросы.
— Я знаю, ваше величество, но мне трудно отвечать на них. — Пожилая женщина посмотрела на меня. — Извините меня, сэр.
— Понимаю вас. А дознание производилось лондонским коронером?
— Да, мастером Грайсом… Это жесткий и глупый человек.
Я печально улыбнулся:
— Да, я знаю Грайса, именно таков он и есть.
— Коронер спросил, не выглядел ли мой сын нездоровым, и я честно сказала: «Да, поведение его в последние дни казалось мне странным». Вынесли заключение о самоубийстве. Я не стала ничего говорить о поездке Майкла в Хэмпшир.
— Почему же? — удивился я.
Подняв голову, миссис Кафхилл вновь посмотрела мне в глаза:
— Потому что я решила изложить свое дело королеве. И теперь по ее доброте и милости прошу правосудия.
С этими словами Бесс откинулась на спинку кресла.
Я понял, что под болью в голосе этой женщины скрывается сталь. И осторожно поинтересовался: