Каменное сердце и мастер Гонтье

Клод де Мариньи промолчал. Если дернуться хоть одним мускулом, человек-с-кольцом прирежет его прямо здесь. А после смерти, в целом, без разницы, отрубят тому голову или же нет. Должно быть, после смерти жертв мало волнуют судьбы своих палачей.

Тот придвинулся ближе.

– Думаете, вы знаете короля? – прошипел он на ухо. – Увидели его один раз, вам обещали деньги, защиту – вы сразу почувствовали, будто стоите что-то. Не обманывайте себя, мастер Гонтье, не лезьте в любимчики к Филиппу Красивому, уже были такие, кого он привечал, дарил дорогие подарки, говорил о высоком и тайном, называл друзьями, соратниками. Весь город знает, что теперь осталось от этих друзей. Ни тела, ни памяти – только пепел, втоптанный в землю, да имена, за которые можно оказаться в тюрьме. Недешево нынче обходится быть другом французскому королю. Вы уверены, что вам будет чем расплатиться в конце? Ведь не надейтесь, когда для вас все закончится, я не внесу за вашу жизнь ни единой монетки. Даже палачу не дам взятки, чтобы ваша смерть состоялась быстрее.

– Знаете, сударь, – Пьер успел пожалеть, что делился с этим человеком вином. – Вы хотите трон и корону. Если Фортуна вам улыбнется и отвернется от нас – что ж, мне жаль, что Франция достанется столь глупому юноше.

Он несильно, но все же уверенно оттолкнул Мариньи и, видно, отныне врага. Возможно, даже опасного. За этот поступок любой мог бы убить его без суда – но он теперь под королевской протекцией. Под королевским проклятием, как хочешь, Пьер Гонтье, так и называй теперь это.

– Вы прикрываетесь то именем короля, то вашим благородным и не в меру богатым отцом. Король сказал, вы ненавидите своего батюшку Ангеррана, оттого и спелись теперь против него и наследника. Мне же признались, что желаете французской короны. Может, у меня в друзьях и жабы из придорожной канавы. Но признайте, у вас-то не наблюдается даже таких.

Пьер Гонтье говорил, и с каждым своим словом ему казалось, что на лицо собеседника наползает маска, как те, деревянные, что носит ребятня на неделе перед Великим Постом. Из понятного, жадного и недалекого Клода де Мариньи, молодого вельможи он снова превращался в безымянного человека-с-кольцом, который бил его под ребра и душил тяжелым сапогом на полу в карете. Вот этого человека, может, он и боялся. В этом будет глупо самому себе не признаться.

Когда дверь за Клодом де Мариньи громко захлопнулась, Пьер досчитал до ста. Потом глубоко вздохнул и сосчитал еще раз в такт ударам сердца. Он вышел на улицу, лениво оглядел свою жалкую улицу на окраине города, кивнул прачке-вдове, у которой пол-лица было в оспинах – с тоской понял, что не вырваться ему теперь ни из этого города, ни из этой страны, вплавь через пролив – да и там приветят его отпрыски короля. Дней через десять Филипп пошлет за ним, прикажет назвать ему имя.

Какое имя?

Сдастся ли он? Назовет ли имя человека-с-кольцом?

Пьер не притрагивался ни к чему крепче разбавленного вина все последние дни, чтобы не дрожали руки, и даже справился. Кажется, зря. Может, толстуха-трактирщица снова нальет ему в долг.

Кто-то тронул его за плечо.

Слишком тяжело для знакомых девиц, слишком по-дружески для человека, что хочет убить.

– Пьер?

***

Когда Пьер Гонтье сбегал из своего захолустья в Сорбонну, он не думал, что доведется снова с кем-то увидеться. Там оставалась старуха-мать, что незаметно выжила из ума, пара девчонок, пара товарищей. Он решил, что уйдет, еще в десять лет, а потому в своей родной деревушке не искал себе ни любви, ни друзей.

– Теобальд Оноре?

Детина стоял рядом с ним и был, пожалуй, на целых две головы повыше него. Пьеру не нравилось смотреть снизу вверх, он отошел чуть подальше. Детина кивнул, и его толстый рот растянулся в улыбке. Если бы Филипп на границу отсылал вот таких вот ребят, все проблемы страны решались бы быстро.

Одна беда. Как такого пошлешь?

Теобальд Оноре был дурак.

Не дурак, как недальновидный и жадный Клод де Мариньи, не непроходимо туп, как толстуха-трактирщица, а дурак, которого в лес одного не отпустишь, потому что он не вернется назад. У его пропавшей на болотах мамаши, помнится, сыновей было двое – он и его брат-близнец, так вот, Тео она уронила на доски, оттого у него в голове нынче пусто, как у нищего в котелке. Со вторым в ранней юности Пьер Гонтье ходил порыбачить да изредка сражался на деревянных мечах. Тогда еще он хотел отправиться в армию. Теперь его калачом туда не заманишь. Тео никогда не звали с собой. Тот сперва рвался, но потом перестал. А через пару лет Пьер Гонтье с узлом за спиной сбежал из деревушки в Сорбонну. Там дома покрепче да улицы погрязнее – значит, это город мечты. Из дома больше весточек не было.

– Тео? Ты что здесь забыл?

Вражды с дураком у него никогда не бывало, но если здесь есть его брат, то тот наверняка захочет денег, работы, еды, может крова. За Пьером следит король, следит Мариньи, ему не нужны сейчас старые связи.

– Я рад тебя видеть, – дурак Тео ему улыбался.