Каменные часы

— Ясно, товарищ капитан.

— Тогда сейчас и забросим тебя к Чернышову. Считается, он старый приятель Графолина…

Подъехал Петров.

— Какие будут распоряжения? — спросил он сухо у Неведова.

— Поехали, Саша, в Заборье к Чернышову, — примирительно сказал Неведов, — попьем чайку, посидим, поговорим.

— Есть, — официально ответил Петров, и его машина проехала мимо.

— Нервничает лейтенант, — сказал Неведов, — тебе, Войтов, будет не легче. Давай, Силыч, прокачу с ветерком.

Быков пересел на заднее сиденье.

— Ну, держись! — шепнул он Войтову, поспешно поднимая в дверце стекло.

3

Чернышов отпускал бороду, и узкое его лицо казалось бледным и мрачным от черной неопрятной щетины, проступившей за трое суток. Войтов был поражен видом сотрудника управления, говорившего усталым и надломленным голосом.

Чернышов входил в роль, и Войтов прекрасно знал это, но почему-то верилось ему больше в скрытую болезнь оперативника, чем в придуманный Петровым спектакль.

Они пили в маленькой кухне крепкий чай с антоновскими яблоками, когда на терраске постучали, и Чернышов, ссутулившись еще больше, пошел открывать дверь.

— Кто? — спросил глухо Чернышов.

— Телеграмма.

Слышно было, как щелкнул замок и звонкий девичий голос сказал:

— Распишитесь. Вы у Андрея комнату снимаете?

— Да, — сипло подтвердил Чернышов.

— Настя из Сухуми завтра приезжает, просит встретить.

И сразу стало слышно, как в соседней комнате тикают стенные часы…

— Поездом? Самолетом? — нетерпеливо спросил Петров, разглядывая телеграмму через плечо Неведова.

— Прилетает в Домодедово, — сказал Чернышов.

Неведов отдал телеграмму Петрову и встал.

— Ты невесту, Саша, и встретишь. Настя прилетает в пять утра. Времени на подготовку не так много.

— Как же он ее узнает? — не сдержался Войтов.

Неведов молча попрощался, и Петров уехал вместе с ним.

4

На попутных машинах Каленый добрался до Рязани. Переночевал не на вокзале, а в подъезде нового дома и к полудню следующего дня поселился на окраине города, снял комнату в деревянном двухэтажном доме.

Представился он хозяйке инженером. Каким, не сказал. Но она по одежде решила, что Виктор Сергеевич Лидятов преуспевает в жизни, но в личной — как никто несчастен.

Инженер понравился Ольге Андреевне — так звали хозяйку — какой-то незащищенностью во взгляде сквозь большие дымчатые очки. Даже нисколечко не был похож на калмыка. В паспорте-то записано: калмык. И такая пикантная особенность. Инженер немножечко неправильно делает ударение в некоторых словах, так мило ошибается. Право, как иностранец. Российский иностранец.

Ольга Андреевна предложила Виктору Сергеевичу новый халат на поролоне, с еще не выветрившимся запахом нафталина. И представьте себе, он не отказался, не побрезговал, долго благодарил, поцеловал руку.

И голова у нее закружилась. И почувствовала она себя лет на десять моложе, совсем сверстницей Виктора Сергеевича, этого загадочного калмыка с русской фамилией Лидятов, доставшего для расчета за квартиру деньги из бумажника, как атласные карты из новенькой колоды.

— Для вас только напечатали, — пошутил он и опять поцеловал руку.

Ольга Андреевна сразу поняла, что инженер мог бы стать третьим по счету ее мужем, и, наконец, она бы успокоилась.

В первый же вечер Ольга Андреевна в сваренный специально для квартиранта кофе добавила маленькую капельку коньяка. Поставила чашечку на мельхиоровый подносик и постучала. И конечно же инженер с радостью принял неожиданный сюрприз, рассыпался в любезностях.

До самой ночи Ольга Андреевна засиделась у Лидятова, стараясь ненароком навести разговор — почему все-таки он ушел от жены (наверное, стройной и красивой: не мог же взять в жены Виктор Сергеевич злую, сварливую бабу), обязательно его жена должна быть очаровательной, но страшно капризной. Иначе отчего же ему страдать? Уходить? Бежать от нее?

Спустя два дня Ольга Андреевна, принеся вечером традиционный кофе Виктору Сергеевичу Лидятову, осталась у него.

5

Сто раз запускал Медведев мотор, посадил аккумуляторы, но оживить графолинский «жигуленок» ему так и не удалось. Ночь провел он рядом с машиной у костра. Скрипели деревья, и выл ветер в ветвях. Лес был наполнен звуками, дышал протяжно, временами неспокойно замирал, и жутью веяло из зарослей, где гнездилась тьма и, казалось, возникают и исчезают чьи-то тени, неслышно подбирающиеся к костру. Сеялся мелкий дождь.

К утру Медведев задремал, и костер погас. Побледнели на небе звезды. А тепло все сочилось из недр остывшей поверхности земли, становясь туманом, красило багряные деревья синим цветом, и его уж непрестанно размывал холодный ветер и, мешаясь с парным воздухом, давал молочный оттенок сиреневым облакам, стлавшимся по палой листве.

Медведев продрог и проснулся.

С минуту не мог понять: как и почему здесь очутился, отчего разливается вокруг сумеречный рассвет, сменивший своей зябкой и колючей мглою ночь. У костра под елью было гораздо теплее, чем в стылой машине, но сейчас это не помнилось, и он думал, что напрасно зяб под открытым небом. Медведев сел в машину, закурил и приободрился, немного согревшись.

В машине от его дыхания шел пар.