То же самое чувство он пережил в милиции, когда в памяти уже стали стираться подробности той роковой поездки, жуткий страх смерти, сгустки крови на железном полу в тамбуре, свой собственный крик перестал его мучить во сне.
Неуловимая угроза повеяла на него в кабинете, где следователь вежливо и спокойно заговорил с ним. Он тотчас это почувствовал, едва были сказаны первые слова. Его как током ударило: подозревают! Докопались! И больше ни о чем думать не мог.
— В апреле прошлого года вы ездили в Ригу? — спросил Неведов.
— В Ригу? — опешил Щекутьев. — Я никогда не был в Риге.
— А в Новосибирске?
— Н-нет, — сказал Щекутьев, — я отдыхать езжу в середине лета и только на южное побережье.
Неведов закурил, ожидая, когда Щекутьев закончит писать. Он думал о Сбитневе с Ивановым, которым удалось через Банный переулок выйти на след Каленого. Капитан направил оперативников с обыском на московскую квартиру преступника.
Случайность помогла?
Неведов не раз на себе испытал: так просто удача не приходит. Ее высекает, как искру, напряженная работа. Иначе Войтов ни за что бы не сообразил позвонить в Барнаул. А ведь поинтересовался: не случалось ли пять лет назад такого, что увязывалось бы со скорым Москва — Барнаул, да и лично с Графолиным и Щекутьевым.
Нет, вовсе не случайно вышли Сбитнев и Иванов на след Каленого. И везет настырным чуть больше.
Щекутьев «расписался». Покрывал мелким кривым своим почерком уже шестую страницу.
— Часто брали взятки? — спросил Неведов.
Щекутьев оторвал от писанины голову и непонимающе уставился на него. Затем обиженно сказал:
— Две грамоты имею за отличный труд. Думаете если работаю продавцом в мебельном, значит, взяточник?
Хотел сказать Неведов «не сомневаюсь», но промолчал. И Щекутьев заговорил дальше, как равный с равным:
— Взяток не беру ни при каких обстоятельствах.
— А чем вы здесь занимаетесь? — Неведов достал из верхнего ящика стола пакет из черной плотной бумаги и протянул Щекутьеву. — Вы уж сразу, Иван Иванович, это недоразумение проясните. Я с вами немного раньше познакомился, чем вы пришли ко мне, понимаете? Три дня подряд лично вы мне говорили, что стенку «Москвич» невозможно даже с переплатой купить.
— Не может быть! — Щекутьев с отчаяньем посмотрел на Неведова.
По сути дела, в своих показаниях Щекутьев описывал одну драку со множеством натуралистических подробностей. Она оставляла впечатление кошмара, от которого спас его и Графолина пассажир в форме летчика гражданского флота.
— Летчика звали Василий Васильевич? — спросил Неведов.
— Да, — уныло подтвердил Щекутьев. Он уже ничему не удивлялся.
— Вы с ним встречались после поездки?
— Нет, но я знаю, Василий Васильевич приезжал к Андрею. В прошлом году я видел Андрея на улице, и он сказал, что летчик погиб в дорожной катастрофе.
— И вы решили не писать в показаниях, как убили инженера Гашева?
— Я не убивал, — еле слышно сказал Щекутьев.
— Чистосердечное признание смягчает вину, — напомнил Неведов.
— Я не убивал, — повторил Щекутьев.
— Тогда, выходит, летчик ударил инженера?
— Да, — сказал Щекутьев, — инженер вылетел в открытую дверь, куда тащили Андрея.
— Но перед этим у вас был в руке нож?
— Я же написал, что сразу бросил его на пол, когда второй налетчик выскочил в другой вагон. Он понял, что я его обязательно ударю. Вошел в тамбур летчик, и я бросил нож.
— Что было потом? Почему вы об этом не написали?
— Летчик заставил нас умыться и повел в свое купе. На следующей остановке мы сразу же сошли с поезда. Добрались на попутной до Свердловска, а там на самолете в Москву.
— Билеты брал Василий Васильевич?
— У нас же отобрали деньги в тамбуре. Если бы Андрей не стал драться, то доехали бы спокойно.
— Дальше.
— Василий Васильевич взял в Домодедово такси, и мы приехали к Андрею. У него ведь никого не было дома. Здесь летчик сказал, что лучше всего нам больше не встречаться, и посоветовал о случившемся никогда и никому не говорить. Он был уверен, что инженер остался жив. Может быть, нас успокаивал.
Щекутьев налил в стакан воды из графина, выпил крупными глотками, смочил волосы и тщательно причесался.
— Почему Графолин поехал именно в Барнаул?
— Можно было без очереди взять туда билет. По крайней мере, я всегда думал, что это так.
— Вам не приходило в голову, что о случившемся необходимо немедленно заявить в милицию?
— Кто ж о таком будет говорить добровольно? — криво усмехнувшись, сказал Щекутьев.
— А теперь некому подтвердить ваши показания, и вы, Иван Иванович Щекутьев, обвиняетесь в убийстве инженера Гашева. Вам понятно, о чем я говорю?
Щекутьев встал, пока Неведов говорил, смотрел неотрывно ему в глаза.
— Но я же не убивал! — страдальчески воскликнул он. — Поверьте, все так и было, как я написал.
— У вас единственный шанс — это найти летчика. Единственный!
— Но ведь он погиб в катастрофе! Я не могу искать мертвеца. И отчего я должен найти летчика? — Щекутьев возбужденно поправил съехавший набок галстук. — Это в конце концов ваше дело — искать! Ищите и спросите у него, — дежурная неприятная ухмылка вернулась на его лицо, — я один остался живой, если на то пошло.