Каменные клены

— Дешево? — Саша разжала руку, и пальмовые камушки высыпались на пол с глухим резиновым стуком, лицо Сондерса поплыло у нее перед глазами — белое, с сочным улыбчивым ртом будто заснеженная карусель с алыми лошадками. Она замахнулась, чтобы стукнуть по карусели и остановить ее, но удержала руку и сунула ее в карман плаща.

Вот так же она удержала ее на школьном крыльце в Хеверстоке, когда Синтия Бохан угостила ее вкусненьким из мятого коричневого пакета, в таких лавочник продавал ириски на развес.

— Там на самом дне осталось, — сказала Синтия, — доставай же, чего ты ждешь?

Саша засунула руку поглубже и вытащила горсть липучих плодов репейника, девочки, обступившие Синтию, радостно смеялись и катали ириски за щеками. Дора Кроссман даже выплюнула свою, чтобы не подавиться. Несколько репьев вцепились в рукав вязаного свитера, будто противные зеленые жуки, Саша разжала ладонь и высыпала добычу на каменный пол. Незнакомая брезгливая усталость заливала ее изнутри, заставляя щуриться и сжимать губы покрепче.

— Да не дуйся ты, ишь побледнела, — Синтия потрепала ее по плечу. — Сейчас еще кого-нибудь разыграем. Держи конфетку, — она вынула розовый комочек изо рта и протянула Саше. — Это тебе поцелуйчик, ты же меня любишь.

— Да не дуйся ты, — сказал Сондерс, поднимаясь с подоконника и отряхивая брюки от несуществующей пыли, — мне и дали-то за твою посуду всего триста с мелочью. Вот разбогатею на островах, куплю тебе новый фарфор, хоть целый сервиз, и без единой щербинки.

1999

Есть трава баклан, добра давать коровам и коням, кой дряхлы не ведутса, а которой человек труден и забываетса — пей и хлебай, парь и тело, и главу складывай, поможет Бог, и пот страшен пойдет, и скорбь выдет вон.

Весну они провели как будто во сне: все удавалось, все складывалось, всего хватало, в конце марта им даже повезло по-настоящему — со случайной группой туристов, купивших уэльский тур и застрявших в Вишгарде вместе со своим апельсиновым автобусом. Автобус сломался в воскресенье утром, и шоферу пришлось дожидаться понедельника: владелец гаража уехал на выходные к своей матушке, а помощь из Пенфро обещали не раньше полуночи.

Девять путешественников остановились в «Кленах», остальных разобрали владельцы пабов по соседству. В каждом уважающем себя заведении имелось несколько сыроватых темных комнат над пивным залом, они стоили дешевле, зато в «Кленах» была терраса с видом на пустынный весенний берег, а к чаю подавали настоящий валлийский джем из ревеня.

Утром Младшая явилась в кухню, побрякивая глиняной копилкой для чаевых:

— Двести пятьдесят фунтов! — сказала она — Я выписала счет на агентство Саута и Лэндера. И не меньше двадцатки мелочью в нашем кувшинчике. Теперь-то мы сможем купить собаку, верно, Аликс?

В конце весны Саша не поехала в Сноудонию, где ждал ее учитель, заранее оплативший неделю в «Белом Льве», она послала открытку с извинениями, но не получила никакого ответа. Тогда она отправила ему кольцо, и в ответ получила семейную реликвию Монмутов в длинном палисандровом футляре, на дне которого лежала записка: Все правильно. Бала не повторяется. Еще в футляре были шомполы, запасные кремни и сосуд с загустевшим костным маслом.

На озере Бала они уже были в девяносто шестом, ранней осенью, учитель Монмут как раз перестал быть учителем и занялся комментариями к Данте, так никогда и не дописанными. Там он и купил Саше кольцо — гладкое и тонкое, похожее на то, что в заповеднике надевают на чаячью лапу.

— Тут нужно выбить твой номер телефона и просьбу к нашедшему: вернуть в Монмут-Хаус, — сказала Саша, открыв бархатную коробочку, но Дэффидд даже не улыбнулся.

Позже, за завтраком — они жили в миле от озера, в коттедже под названием Картреф и готовили себе сами — он сказал, что однажды уже дарил девушке кольцо, лет двадцать тому назад, но все кончилось плохо, и теперь он считает бриллианты плохой приметой.

— Там был такой розоватый камень в резной оправе, — сказал Дэффидд, не поднимая глаз от тарелки с омлетом, — я хорошо его помню. Пришлось снять со счета почти все деньги, чтобы купить его. Прости, что рассказываю тебе это, но ты имеешь право знать.

Начало октября было холодным и сухим, вереск уже пожух, а дрок зацвел еще раз — золотистым густым цветом, озеро покрылось мелкой зыбью, как будто озябло от самой мысли о зиме. В самом начале они много гуляли, ездили на рынок в Ланнуишлин, хотели прокатиться по игрушечной железной дороге — старинный паровозик тянул вдоль берега несколько деревянных вагонов — но оказалось, что опоздали ровно на день, дорога закрылась второго октября.

— Не сезон, — объяснил им станционный сторож в вязаном жилете, — приезжайте весной, весной совсем другое дело. А теперь-то здесь ни души не будет до самого апреля.