Вишгард моего детства пустеет на глазах, вещи, которые я любила, давно исчезли, а их хозяева умерли или переехали. И все же я вижу их, когда прохожу мимо мест, где они жили раньше: стеклянный шар с кусками колотого льда на стойке
Хозяин
Вещи исчезают так же, как люди — раз и навсегда. Правда, в очень солнечную погоду можно разглядеть их дрожащие точечные контуры в воздухе или тень на беленой стене.
А в дождливые дни я иногда вижу следы маминых босых ног на мокрой садовой дорожке.
Табита. Письмо девятое
Тетя Джейн, знаю, что мне не стоит тебе это рассказывать, но Донне я рассказать не могу, а если стану держать в себе, меня разорвет, как воздушный шарик в абсолютном вакууме.
Тетя, я должна признаться тебе — я была с Луэллином в постели. То есть, не совсем в постели, но это не важно. Это было совсем не то, о чем я думала. И совсем не так, как я себе представляла.
Уфф, не могу писать об этом, меня даже в жар бросает от злости. Чересчур образованные мужчины понятия не имеют о любви, ты была права. Особенно те, что не от мира сего. Ничего не поделаешь, придется с этим смириться, ведь я непременно выйду за него замуж.
Я даже знаю, куда мы переедем! Не пугайся, но это далеко — в Ирландии, возле самого моря. Я давно это знаю, хотя он мне толком ничего не рассказывал, мы вообще еще толком не разговаривали. Я сама поняла — когда в первый раз пришла к нему полить цветы, еще в начале марта.
На стене в его спальне висят две фотографии в одинаковых рамках, судя по качеству бумаги — выдранные из журнала. На одной — церковь Успения в Бэксфорде, а на второй — церковь Непорочного Зачатия, похожие, как две капли воды, можно было и одной фотографией обойтись.
Я сразу поняла, что это город, в котором он хочет жить, просто так церковные шпили на стену не вешают. На работе я залезла в Интернет и прочитала про этот Бэксфорд много хорошего: например, там есть гавань, а в гавани птичий заповедник, где зимуют исландские белые гуси!
Да хоть бы и вороны, тетя Джейн, мне все равно где жить, я буду жить там, где захочет он. Или совсем жить не буду.
Дневник Луэллина
в одном древнем папирусе сказано:
теперь, когда я вернулся, еще в автобусе обнаружив, что украл в
женщины не имеют желаний, это все одни только кривляния, писала вирджиния вулф в моей любимой книге про женщин [102]
— ну нет, вирджиния, детка, тебе следовало прочестьэто я в одной из уолтонских церквей видел —
мне объяснили, что так в этих краях наказывали непокорных, злонравных женщин, и я сразу подумал о саше — что должно произойти, чтобы она вынула свою затычку, отстегнула железные скобы и перестала себя наказывать?
моя бабушка, та, что была ирландкой, любила старинные поговорки, сказал я доктору майеру, явившись к нему без звонка, так вот, она говорила: ум человека — как собачий хвост, уж если он кренделем — сколько ни выпрямляй, все равно загнется
представьте, доктор, мой ум загнулся, будто хвост зеленого шотландского пса ку-ши — он у него лежал на спине в свернутом виде, а сам пес был ростом с теленка, беззвучный и смертельно опасный, ходил он только по прямой, а в непогоду прятался в расщелинах скал
нус-с, какие у вас претензии к вашему загнувшемуся уму? спросил герхардт майер, усаживаясь в кресло, он стал чуть небрежнее с тех пор, как я начал опаздывать с оплатой счетов
я не могу исполнить ничего из того, что задумываю, сказал я, вместо этого я исполняю сингальский обрядовый танец в маске