Каменные небеса

Тебя пробирает холод. Но ведь ты уже догадалась на самом-то деле. В мире, как там, в последние времена было три орогена, сумевших связаться с обелисками? Алебастр, ты и Нэссун. Возможно, на краткое время Уке – и, может, тогда возле Тиримо рыскал камнеед. Эти ржавые ублюдки наверняка были страшно разочарованы, когда Уке погиб от руки отца, а не окаменел.

Ты стискиваешь зубы, во рту ощущается желчь.

– Он манипулирует ею. – Чтобы она активировала Врата и превратилась в камень, чтобы ее можно было сожрать. – Вот что он пытался сделать в Кастриме – чтобы вынудить меня или Алебастра – ржавь побери – или Юкку, или любого из нас сделать что-нибудь сверх наших способностей, чтобы мы превратились в… – Ты кладешь руку на каменную отметину места, где прежде была твоя грудь.

– Всегда были те, кто использовал отчаяние и безнадежность как оружие. – Это сказано тихо, словно со стыдом. Внезапно ты гневаешься на саму себя, на свое бессилие. Понимание того, что ты – истинная цель собственного гнева, не останавливает тебя от того, чтобы наброситься на него.

– Сдается, все вы таковы!

Хоа меняет позу, глядит на тусклый красный горизонт, в задумчивых затененных линиях его фигуры-статуи сквозит ностальгия. Он не оборачивается, но ты слышишь обиду в его голосе.

– Я не лгал тебе.

– Нет, ты просто скрывал правду, а это все равно что гребаная ложь! – Ты трешь глаза. Пришлось снять очки, чтобы снова натянуть рубахи, и глаза засыпало пеплом. – Ты знаешь, как… просто я не хочу ничего слышать прямо сейчас. Мне надо отдохнуть. – Ты встаешь на ноги. – Отнеси меня назад.

Он внезапно вытягивает руку в твоем направлении.

– Еще один момент, Иссун.

– Я сказала тебе…

– Пожалуйста. Ты должна это знать. – Он ждет, пока ты не успокаиваешься в гневном молчании. Затем он говорит: – Джиджа мертв.

Ты застываешь.

* * *

В этот момент я напоминаю себе, почему продолжаю рассматривать эту историю твоими глазами, а не моими: потому что внешне ты слишком хорошо маскируешься. Твое лицо стало непроницаемым, взгляд опущен. Но я знаю тебя. Я знаю тебя. Здесь – это в тебе.

* * *

Ты удивлена тем, что удивлена. Удивлена, не разгневана, не расстроена или печальна. Просто… удивлена. Но это потому, что первой твоей мыслью после чувства облегчения было Нэссун теперь в безопасности, разве…

Разве не так?

И тут ты удивляешься своему страху. Ты не уверена, чего именно ты боишься, но во рту у тебя горечь.

– Как? – спрашиваешь ты.

– Нэссун, – отвечает Хоа.

Страх усиливается.

– Она не могла потерять контроль над своей орогенией, такого с ней не бывало с пятилетнего возраста…

– Это была не орогения. И это было преднамеренно.

Вот оно, наконец: предвестник сейсмического толчка масштаба Разлома внутри тебя. Тебе не сразу удается произнести:

– Она убила его? Нарочно?

– Да.

Ты замолкаешь, растерянная, встревоженная. Рука Хоа по-прежнему простерта к тебе. Предложение ответов. Ты не уверена, что хочешь знать, но… но ты все равно ее берешь. Возможно, ради успокоения. Ты не представляешь, что эта рука способна сомкнуться вокруг твоей собственной и пожать ее, чуть-чуть, так, что тебе от этого становится легче. Все же он ждет. Ты очень, очень рада его предупредительности.

– Он… где, – начинаешь ты, когда чувствуешь себя готовой. Ты не готова.

– Я могу туда попасть?

– Туда?

Ты уверена, что он понимает, что ты имеешь в виду. Он просто убеждается, что ты понимаешь, о чем просишь. Ты сглатываешь и пытаешься выразить это.

– Они были в Антарктике. Джиджа не таскал ее по дорогам постоянно. Она была где-то в безопасном месте, у нее было время, чтобы стать сильнее. – Гораздо сильнее. – Я могу задержать дыхание в земле, если ты… Отнеси меня туда, где она… – Но нет. На самом деле ты хочешь не туда. Хватит ходить вокруг да около. – Отнеси меня туда, где сейчас Джиджа. Где он… Умер.

Хоа не шевелится примерно с полминуты. Ты замечала в нем такое. Ему требуется разное время, чтобы ответить на речевые указатели. Иногда он почти перебивает тебя, отвечая, а иногда ты успеваешь подумать, что он тебя не слышал, прежде чем он, в конце концов, переходит к ответу. Ты не думаешь, что он размышляет в это время или что еще. Ты думаешь, что это ничего для него не значит – секунда или десять, сейчас или позже. В конце концов он ответит.

В знак этого он, наконец, чуть размывается, хотя ты видишь замедленность окончания жеста, когда он накрывает твою руку своей и она оказывается между его твердыми ладонями. Давление обеих ладоней возрастает, пока его хватка не становится крепкой. Не неприятной, но все же.

– Закрой глаза.

Прежде он никогда такого не предлагал.

– Зачем?