– Не то чтобы такое хоть раз случилось. – Молодой человек вздыхает и переставляет трость, чтобы было удобнее. – И вряд ли бы мы приняли ребенка, который раньше был одним из них, верно? Что если такой ребенок вырастет и нарожает неправильных детей? Надо как-то вывести эту заразу. Как бы то ни было, эта девочка хорошо слушалась отца до прошлой недели. Соседи говорили, что он однажды ночью наорал на нее, и затем она перебралась сюда, к остальным. От этой перемены Джиджа, понимаешь, словно…
Руку, которой больше нет, дергает болью, но на сей раз более робко, и не пульсирует как раньше. Потому что… ему же не пришлось ломать Нэссун руку, верно? Нет, нет, нет. Ты сама это сделала. А Уке – другая сломанная рука, но сделал это Джиджа. Шаффа
но…
Но…
Насколько же ближе ей могла бы стать обусловленная, предсказуемая любовь Стража после бескорыстной любви родителей, предававшей ее снова и снова? Ты на миг закрываешь глаза, поскольку не думаешь, чтобы Стражи плакали.
Сделав над собой усилие, ты спрашиваешь:
– Что это за место?
Он удивленно смотрит на тебя, затем на Хоа у тебя за спиной.
– Это община Джекити, Страж. Хотя Шаффа и остальные… – он обводит рукой тебя и домики, – называли эту часть Найденной Луной.
Конечно. И конечно, Шаффа уже знал те тайны мира, за которые ты заплатила кровью и плотью. Ты молчишь, и молодой человек задумчиво рассматривает тебя.
– Я могу представить тебя нашей главе. Я знаю, что она будет рада Стражам. Хорошая помощь против налетчиков.
Ты снова смотришь на Джиджу. Видишь камень – полное подобие розового пальца. Он тебе знаком. Ты его целовала – это слишком, ты не можешь этого сделать, тебе нужно взять себя в руки и уйти отсюда, прежде чем ты окончательно сломаешься.
– Мне… мне надо… – Глубокий вдох, чтобы успокоиться, – немного времени, чтобы обдумать ситуацию. Не сходишь ли к вашей главе и не скажешь ли, что я вскоре приду засвидетельствовать мое почтение?
Молодой человек мгновение смотрит на тебя искоса, но ты уже знаешь, что неплохо, если ты кажешься малость того. Он привык, что Стражи не от мира сего. Может, из-за этого он кивает и неуклюже хромает назад.
– Могу я задать тебе вопрос?
Нет.
– Да?
Он прикусывает губу.
– Что творится? Это как… В последнее время все не так. То есть, да, это Зима, но даже она не такая. Стражи забирают рогг в Эпицентр. Рогги творят неслыханные вещи. – Он показывает на груду Джиджи. – Вся ржавь ползет на север. Даже эти штуки в небе, обелиски… Все это… Люди всякое говорят. Что, может, мир снова не станет нормальным. Больше никогда.
Ты смотришь на Джиджу, а думаешь об Алебастре. Непонятно почему.
– Нормальность для одного означает Разлом для другого. – У тебя лицо болит от улыбки. Улыбаться так, чтобы другие поверили, – искусство, и у тебя выходит ужасно. – Было бы хорошо, если бы у всех все было нормально, конечно же, но не все хотят такого. И теперь все мы горим.
Он смотрит на тебя долгим, полным смутного ужаса взглядом. Затем что-то бормочет и, наконец, уходит, обходя Хоа по широкой дуге. Наконец-то.
Ты садишься на корточки рядом с Джиджей. В таком виде он прекрасен, драгоценный и разноцветный. Он чудовищен. За разноцветьем ты видишь безумное разбегание во все стороны нитей магии в нем. Это совершенно не то, что случилось с твоей рукой и грудью. Его разнесло и собрало случайным образом на микроскопическом уровне.
– Что я наделала? – говоришь ты. – Чем я сделала ее?
Краем глаза ты видишь пальцы ног Хоа.
– Ты сделала ее сильной, – предполагает он.
Ты качаешь головой. Нэссун и так была сильной.
Ты снова закрываешь глаза. Это единственное, что должно иметь значение, – ты привела в этот мир трех детей, и лишь эта, драгоценная, последняя, все еще дышит. И все же.
И, может, потому Нэссун все еще жива. Но глядя на то, что она сделала с Джиджей, ты понимаешь, что не сможешь отомстить ему за Уке, поскольку