Каменные скрижали

«Лендмастер», накренясь, юзил одним боком в глубокой колее, гнал перед собой рыжий вал каши, замешанной на дождевой воде. В долине показалась деревня, десятка полтора глинобитных строений вразброс, плоские кровли обнесены высокими парапетами, в углах отверстия, куда вставлены половинки колен бамбука, расколотых вдоль, что-то вроде водостоков. Обильными пенистыми струями рушились оттуда плещущие потоки воды. Редкие деревья гнулись и подрагивали, подминаемые тяжестью ливня.

— Не останавливайся, — подтолкнул профессор водителя в спину. — Может, еще прорвемся на тот берег.

Деревня словно вымерла, только пара черных буйволов с огромными рогами, явно наслаждаясь, поднимала широкие ноздри навстречу ливню, молотящему по хребтинам.

С одной стороны дороги жилье было наглухо заперто, дверные доски почернели от дождевых струй, с другой — в темных пещерах лачуг мелькали фигуры людей, присевших на корточки, цветные юбки и ступни, расцвеченные жидкой глиной. Над любопытствующими лицами из открытых дверей стелился дым, прибиваемая к земле горькая пелена от тлеющего коровьего навоза.

Машину бросало вправо, влево, она скользила в перекатистом потоке цвета крови, ложем которому служила теперь дорога. Еще не выехав на берег, они поняли, что опоздали. Внизу с невероятной быстротой неслась разлившаяся река, вся в водоворотах, вся в бурунах, нагоняемых скорым бегом вод. Лилово-красный, илистый, густой, в комьях пены, похожей на распотрошенное легкое, валом валил сплошной потоп.

Даже не пытаясь высунуться из-под протекающего тента, прогнутого весом обрушивающейся воды, они меряли взглядом ревущую в низине реку в свирепости напора которой сомневаться не приходилось, и далекий противоположный берег, смутно проступавший сквозь чехарду летящих капель. Течение жадно набегало на недавние луга, ворочало вспоротый дерн, тыча повсюду розоватую пену. С небес обваливался потоп. На дороге ярились ручьи, они катили разваливающиеся комья глины, сбивалась в космы выдранная трава, обломившиеся ветки, казалось, неуклюже и упрямо сползают к реке, словно она их предназначение.

— Нынче о переправе и думать нечего, — вздохнул водитель, его мокрый тюрбан распустился, с повисшего конца капало.

— Придется ночевать, — решил профессор. — Хоть до места и рукой подать.

— Вы думаете, до завтра? — встревожился Тереи.

— Если дождь перестанет, — пожал плечами Сальминен. — Река вздулась за четверть часа, паводок сойдет — посмотрим. Надо поискать дом попросторнее. Поехали назад.

Легко сказать, поехали. Машина буксовала, колеса перемалывали жижу. Мотор завывал на высоких оборотах. Содрогаясь и переваливаясь с боку на бок, «Лендмастер» еле-еле карабкался вверх по уклону дороги.

Они остановились у открытых дверей лачуги, стоящей на отшибе, отсюда чуть выше, укрытая холмом, видна была деревня в гуще здешних акаций, с шипами в палец длиной.

По-домашнему пахло дымком, мокрой соломой, молоком и навозом. Один за другим путешественники спрыгнули с машины и нырнули в сумрак под кровлю, громко произнося слова приветствия. При слабом свете тлеющего очага Иштван увидел кучку присевших на корточки детей, заслонившую лицо женщину, в ее глазах поблескивало любопытство, и старого крестьянина. Его обнаженные, тощие, узловатые бедра и испещренные шрамами колени отсвечивали, как полированная бронза.

На кровати, прикрытый рядном и спеленатый, как кокон, кто-то лежал и временами вздрагивал от кашля. Сесть было не на что, пришлось тоже опуститься на корточки. В отличие от старика, в неподвижности которого чувствовалось достоинство очень утомленного человека, детвора непоседливо переталкивалась, перебрасывалась короткими фразами-вскриками, внезапно фыркала от смеха, напоминая птиц на ветке, мостящихся на сон грядущий. Шум и плеск пенистых струй за открытыми дверьми усиливали ощущение покоя и убежища. В другой половине помещения, отгороженной сточной канавкой, разлеглись две коровы, мирно жующие жвачку.

— Останемся здесь? — растерянно огляделся Тереи.

— А всюду одинаково, детей, правда, многовато, но уж ночь-то продремлем… И к тому же, они сбегут, вот увидите, они нас попросту боятся, мы для них существа из другого мира, откуда добра не жди, — уверял Иштвана Сальминен. — Кто там лежит? — показал он на кровать. — Спроси, — приказал он водителю. — Больной?

Последовал обмен фразами, и водитель перевел:

— Нет, не больной, просто очень старая женщина. Его бабушка, — показал он на хмурого хозяина.

Решив рассеять настороженную недоверчивость, Тереи угостил мужчин папиросами. Хозяин помедлил, взял папиросу, осмотрел, понюхал и положил на глиняный пол возле босых ног. Вся семья внимательно и восторженно следила за ним.