Каменные скрижали

— А парнишка? — с пресекшимся дыханием спросил Иштван.

— Я еще на бегу понял, что он готов. Лежит, скрутясь, вниз головой в кювете. Старик тоже понял, не добежал, руки вперед выставил, будто хотел оттолкнуть весь этот вид. „Не тронь, — крикнул. — В машину“. С поля крестьяне бежали, кто с мотыгой, кто с палкой, им было видно только корову, этого довольно, чтобы они взбесились. Если бы они нас поймали, разделали бы насмерть, камни вслед швыряли, но мы удрали. Посол велел мне вести. Даже не оглянулся, только слюни глотал громко. А потом и говорит: „Кришан, это ты был за рулем, я тебя в обиду не дам, возьмем хорошего адвоката. Я тебе заплачу“. Я тогда его боялся и согласился. Он сопел-сопел, что-то соображал, потом положил мне руку на плечо и говорит: „Дела не заведут. Только молчи и слушайся. Не пожалеешь“.

— Дядя Пишта, я анисовых купил, попробуй, — влетел в шатер Михай. Солнечные зайчики метались у него по икрам, глаза сияли от полноты счастья. Не понимая, что происходит, он смотрел на помрачневших мужчин и женщину, съежившуюся возле койки, положа локоть на краешек. Шатер дышал в такт волнам шума и музыки цимбал.

— Отлично, грызи. И больше не мешай.

Протягивая кулечек, сделанный из зеленого листа, мальчик подошел к койке, на которой отдыхал покоритель вихря.

— Нет, Михай, — отстранился тот. — Я же тебе говорил про гороскоп, сладкое мне опасно. Дай вот ей, она за меня съест.

— Кришан, почему ты мне раньше об этом не сказал, вернулся советник к прерванной исповеди.

— Пробовал. Но сааб сказал, что знает всю правду, так что мне было делать?

— Хорошо, хоть теперь знаю, — глубоко вздохнул Тереи. — Только чем тут поможешь? Ему поверят, не мне.

— Это не все, — сказал водитель, присев на корточки на койке. — Приезжаем мы прямо к губернатору, и старик тут же приносит жалобу, мол, на дороге крестьяне подстерегают проезжающие машины и забрасывают камнями. И меня выставляет свидетелем. И зовет губернатора на улицу, чтобы тот лично поглядел на разбитый фонарь и погнутый бампер. Губернатор по всем статьям извинился и послал туда грузовик с полицией. И меня посадили к водителю, чтобы показать, где это случилось. А те все еще стоят на дороге, некоторые молятся. Корова под балдахином лежит, вся в цветах, кругом плошки горят, не счесть. Народ, как нас завидел — бегом к нам, кричат, наверное, жаловаться собирались. Водитель бросил на них грузовик — они врассыпную. Тут он затормозил, из кузова попрыгала полиция с бамбуковыми палками, и пошла расправа. Только крик слышу и щелканье палок по спинам. Народ разбежался. Я потихоньку в кювет заглянул — парнишки уже не было. Наверное, семья забрала тело, — Кришан прерывисто дышал, переживая свой рассказ, вытирал полотенцем лоб и шею. — Разогнали народ, офицер вызвал старосту и составил протокол, орал так, что тот только извинялся и кланялся. Все про корову толковал, это же для них святая святых, — Кришан презрительно надул губы, провел пальцем по щеточке усов, — а я эту святую ем.

— Может, парнишка живой? — несмело спросил Тереи.

— Нет. Я слышал, что женщины говорили. У меня его имя записано и фамилия отца. Они из бедных. Они даже не знали, что могут требовать возмещения. Всю жизнь в земле роются. Когда мы вернулись, я рассказал… этому, — Кришан бросил взгляд на сморщившего лоб, прислушивающегося Михая. Видно было, что малыш силится понять, о чем разговор, поэтому Кришан посла не назвал, только взглядом показал, о ком речь, — а он, мол, не дам ни гроша, хуже нет, чем связаться, потом не отцепятся. И намекнул то же, что и вы, мол, показания подписаны, а менять уже нельзя, потому что там черным по белому значится, что вел машину я. А потом, будто я вышел из доверия, натравил на меня Ференца и при первом же случае выгнал.

— А это-то зачем?

— А затем, что, если я переменю показания, выйдет так, будто это я в отместку за то, что выгнали с работы. Ясное дело.

Советник сидел, сгорбясь. „Вот я и узнал правду, — горько думал он. — Сам напросился. А мог жить и ни о чем не знать. В спокойствии неведающих. Ведь ничего же не изменить. Доказательств нет. Старику поверят, не мне. И кто сейчас возьмется заново вести следствие, когда дело закрыто?.. Промолчать, чтобы о нас, о посольстве не пошла худая слава? Промолчать во имя Венгрии? — он до боли сжал переплетенные пальцы. — Ведь это подло! Неужели в этом мире закон стоит на страже криводушия тех, кто умеет им пользоваться?“. И вдруг припомнилось о Чандре, вот кто сумел бы взять виноватого за горло и, если не вынудил бы к мольбам о пощаде или к бегству, то шкуру живьем снял бы, ощипал бы до последней рупии, отравил бы всю жизнь…

Мужчины вздрогнули — раздались резкие, поторапливающие звонки.

Видимо, собралось достаточно зрителей, пора было выступать. Кришан неохотно встал, жена подала ему куртку, обняла, застегнула молнию. Он помешкал, как бы скованный панцирем, поправил шлем, опустил на глаза очки. Подвижные ремни, его кожаные крылья, сухо зашелестели.