Каменные скрижали

— А я нет? Уже второй день ни минуты покоя… Пусть уж умрет или выздоровеет… А так одна морока, ни жить не может, ни работать. Она знает об этом и поэтому не хочет операции. Жена меня любит, ей нагадали, что она родит… Может, само пройдет, вылечится. У моего дяди была опухоль, а потом пришел садху и пробил больное место вилами, там получилась маленькая ранка, из нее текло три недели, и опухоли как не бывало. Все зависит от того, кому, что на роду написано. Мне гороскоп говорит — не ешь сладкого — я и не ем…

Тереи направился в секретариат, чтобы выпить чая из термоса, но прежде высушил ладони в струе воздуха, идущего из вентилятора. Юдит, выслушав его рассказ, сказала о Кришане:

— Скотина.

Она вынула из аптечки плоскую бутылку, налила полстакана коньяка.

— Дам ей глотнуть.

— Ты ее убьешь... А муж тебя обвинит.

— Старый английский метод. Когда я была в Лондоне…

— Или в Сибири? — прервал Иштван.

— Там тоже, когда у какой-нибудь женщины были проблемы с месячными, естественно, по ее же вине, она брала стакан чего-нибудь крепкого и в баню. Здесь баня у нас вокруг, не хватает только жидкого раздражителя. Увидишь, что ей поможет.

И она решительно вышла в коридор.

— Придется мне самой ей влить, а то из-за любви она готова оставить коньяк Кришану.

Юдит шла по коридору, немного сгорбившись, вглядываясь в поверхность золотистой жидкости, налитой в стакан.

Иштван вернулся к себе, развалился в кресле, с облегчением закурил сигарету. Он еще переживал разговор с Байчи, теперь ему в голову приходили более умные слова, лучшие аргументы.

Успокойся, актеришка, пожурил он самого себя и начал просматривать почту. Пришли приглашения на лекции, в письмах спрашивали, когда выставка венгерского кустарного промысла прибудет в Кашпур, было также несколько сообщений о приемах, в том числе одно от замминистра сельского хозяйства.

Среди журналов лежал продолговатый коричневый конверт, который ему принесла Юдит. Он вытряхнул фотографии, рассыпал их веером по столу.

Итак, все они были перед ним, прекрасные девушки, захваченные врасплох неожиданной, безжалостной вспышкой блица. Гибкие, стройные тела, танцевальные жесты напоминали радость этого ночного часа. Лампочки, горевшие сзади светлыми пятнами, были похожи на слишком близкие звезды. Какой будет судьба этих расцветающих девушек? Что выпадет на их долю? Казалось, вспышка остановила их, запечатлела, защитила от уничтожающей и освобождающей силы времени. Но как ненадолго. Для меня эти фотографии еще будут иметь значение, они напомнят жаркую делийскую ночь, а для сыновей? Если они вытащат из ящика пачку блестящих карточек с экзотически одетыми красотками, склонятся над ними с любопытством, будут вырывать друг у друга… Возможно, вспомнят о нем с вульгарным ребяческим восхищением, которое по их понятиям будет означать мужскую солидарность. Отец умел обхаживать девушек! Будут холодно обсуждать красоту Грейс… Смотреть в глаза индианки, на ее полные губы. Сколько же из того, что он пережил, можно передать другим? Как передать словами возбужденное дыхание и скрежет ногтей, царапающих ковер, аромат волос, в которые он погрузил свое лицо? Как задержать то волнение, которое еще сейчас заставляет сильнее биться сердце? Он писал стихи. Издал два томика, которые в меру хвалили, но с трудом понимали. Неужели эта чужая свадебная ночь еще вернется стихами?

И все же он был благодарен Грейс, хотя к этому чувству примешивалось и неодобрение. Иштван был рад, что она уехала с мужем в Джайпур, там ее должны были представить остальной родне, ввести в новые владения — хотя это звучало как в романе, написанном сто лет назад — Грейс должны были воздать почести ее подданные, для которых молодой раджа был не только господином, властелином, но и близким человеком, о нем говорили с беспокойством и уважением, ведь его знали с детства… Иштван испытывал облегчение, что ему не надо встречаться с ее мужем, смотреть в глаза, улыбаться, жать руку, что он избавлен от всего этого.

Он был благодарен Грейс за то, что ее не было в Дели. Такое трусливое удовлетворение испытывает предатель, которому взгляд соучастника не напоминает об измене, позволяет думать о самом себе снисходительно, облегчить чувство вины и оправдать обоих.

Он вдруг вздрогнул и начал прислушиваться. Крик за окном, который монотонно повторялся, к которому он привык, неожиданно прекратился. Умерла, — подумал он с облегчением, несмотря на жалость и отвращение к глупости несчастной жены Кришана. Но имел ли он право ее судить? Что она могла с собой сделать? Приданое Кришан уже давно промотал… Бесплодная, значит проклятая.

Выходя из посольства, Тереи встретил возвращающуюся из флигеля Юдит, лицо ее было покрыто потом, но она победно улыбалась.

— Все пошло как по маслу, — шепнула она ему на ухо. — Жена Кришана никогда в жизни не брала в рот алкоголя, правоверная индуска. Коньяк совершил чудо.

— Ненадолго.

— Никакое чудо не спасает от смерти, — сказала Юдит серьезно, — во всяком случае женщина перестала страдать, у нас еще месяц впереди, чтобы отправить ее к хирургу.