Каменные скрижали

— Ты немного меня утешил, — с шутливым облегчением вздохнула она и сразу же добавила торопливо, словно пораженная неожиданным открытием. — Ты заметил, сколько здесь больных глазными болезнями? Глаза подкрашенные, но гноящиеся, они прекрасны, но им грозит слепота.

— У тебя профессиональный комплекс, я вижу только их форму и блеск. К счастью, я не окулист.

Они свернули в боковую улочку, еще более узкую, где по обеим сторонам было полно лавок с шелковыми тканями. Множество оранжевых и желтых платков свисало с шестов, они как бы символизировали цвета жаркого лета. Сидя на корточках у столов, продавцы обнаженными руками перебирали прозрачные, как дымка, воздушные вуали со сверкающими золотыми и серебряными нитями.

— Шали из Бенарес для самых красивых… Божественные шали, — выкрикивали они терпеливо.

Выше, на втором и третьем этажах за деревянными решетками из тонких планок появилось множество ярко нарумяненных лиц, странно веселых, так что эта бурно выражаемая радость, вызывающий тон криков, смех, похожий на воркование голубей, и бренчание музыки насторожили Маргит.

Она водила глазами по скоплению голов, которые все прибывали на галереях. Женщины показывали на нее пальцами, как птицы, щебетом выражали свое удивление.

Маргит подняла руку, помахала, ей ответил шум веселых голосов.

— Это школа?

— Нет, бордель.

Она смотрела на окна домов, отовсюду доносились звуки патефонов, хрипели громкоговорители. Похожие друг на друга девушки с драгоценностями в волосах выглядывали из-за бесчисленных деревянных решеток.

— Неужели это возможно? Все дома вокруг? — не могла поверить Маргит. — Целая улица? Здесь их, вероятно, сотни.

— Тысячи, — поправил Иштван. — Жизнь у них здесь нелегкая. Каждую субботу приходит из деревни отец, чтобы забрать деньги на рис для семьи.

— Ты бывал здесь когда-нибудь?

— Сюда приходят самые бедные, те, кто не может себе позволить взять жену. Это не для европейцев.

В многоголосный шум переулка вплеталось бренчание музыки. Кто-то кричал с крыши и хлопал в ладоши, чтобы обратить на себя их внимание. Дразняще пахло ладаном.

Как потерявшиеся дети, они шли друг за другом, держась за руки, мостовая была неровной, скользкой от помоев и гниющей кожуры.

— Ох, подожди, — схватилась она за его плечо, — этого еще не хватало, я сломала каблук.

— Иди босиком, тоже мне проблема, — засмеялся Иштван. — Половина людей здесь так ходит.

— Давай вернемся к машине. Никак не пойму, отчего тебе так весело, — семенила она, прихрамывая.

— Прыгаешь, как воробей.

— Добрый вечер, — произнес кто-то сзади по-английски. Они остановились, их догнал Рам Канвал. Художник ничем не отличался от других мужчин из этого района. Расстегнутая рубашка на худой, блестящей от пота груди, сандалии на босых ногах, тот же голодный и сонный взгляд черных глаз.

— Не хотите ли вы меня навестить? — предложил он. — Я живу недалеко, у Аджмерских ворот… Покажу вам новые картины.

— Хорошо, но не сегодня. Мисс Уорд сломала каблук. Ей надо купить босоножки.

— Здесь недалеко у моего знакомого обувной магазин. Я вам покажу.

Он пересекли темный двор, заставленный бочками, рядом с харчевней, где на огромной сковороде жарились пузырящиеся полоски теста, и, протиснувшись в узкие ворота, вышли на другую улицу.

Красный отсвет на небе уже почти исчез, в магазинчиках начал зажигаться свет. Мигали тысячи разноцветных лампочек.

Когда Маргит и Иштван уселись на поданные им стулья, художник на мгновение пропал в лабиринте каморок и перегородок, откуда доносились стрекот машин и постукивание молотков. Сам хозяин уже надевал пиджак на выпущенную из брюк рубашку. Это был бородатый сикх с мясистым носом. Он велел подать кофе. Гости поняли, что с их приходом у хозяина появилась надежда на большие закупки.

Два мальчика присели возле Маргит. Они сняли с нее туфли. Низкая лампа, которую поставили на землю, бросала яркий свет на босые, узкие ступни. Принесли связки разноцветных босоножек, у которых ремешок отделял большой палец и наискосок перерезал подъем.

В полном свете Иштван увидел ее стройные, изящные, обнаженные ноги. Жесты стоящих на коленях мальчиков, тени которых падали на потолок, превращали примерку обуви в таинственный обряд.

— Этот магазин — настоящее открытие, — восхищалась Маргит, выходя с тремя парами босоножек. — Я теперь совсем иначе себя чувствую.

На улице уже наступила ночь. Густой от удушливых запахов воздух был неподвижен.

— Минуточку, прошу подождать, я сейчас вас провожу, — сказал художник и пропал внутри магазина.

— О чем они спорят? — спросила Маргит. — Неужели сикх нас обсчитал?

— Не обращай внимания, — ответил Тереи. — Тебе вообще ни к чему видеть эту сцену… Художник требует с хозяина комиссионные, поскольку привел ему клиентов, к тому же хороших, которые не торговались. Пойми, это не жадность, он борется за жизнь. Жить значит, есть, а откуда брать деньги?

— Я не хотела его обидеть. Посмотри, сейчас улица выглядит как сцена из оперы.