Он услышал, как шлепают тапки, потом отзвуки утренней ссоры. Хриплый бас успокаивал женщину, говоря, что ванная пуста, а единственная дверь ведет в их спальню.
День искрился огоньками, политые травы и вьющиеся растения галереи горели всеми цветами радуги, зелень обманчиво манила своей свежестью, которая через час исчезнет, присыпанная кирпичного цвета пылью, поднимающейся из-под автомобильных колес.
Иштван наслаждался голубизной и безбрежным простором еще не выцветшего неба. Хотя дверь комнаты Маргит была уже открыта, и знакомый кот из бюро обслуживания сидел на пороге, Иштван шагнул с кирпичной тропинки под нежаркое еще солнце и занялся машиной. Не успел советник поднять капот и заглянуть в двигатель, как рядом оказались два мальчика-боя, им было все интересно, они дотрагивались до гаек, готовые к услугам, живые и приветливые.
Двигатель работал ровно, через протертое стекло были хорошо видны белые колонны галереи, оранжево-золотые кисти цветов и красная дорога со следами от автомобильных колес.
— Хэлло, ты уже завтракал, Терри?
Маргит стояла перед ним, полная весенней свежести, глаза смотрели тепло и искренне.
— Готовлю машину к дороге.
— Когда едешь?
Он почувствовал в ее голосе легкую обиду.
— Конгресс кончается в полдень. На прощальном приеме мне быть не обязательно. Поеду пораньше. У меня много работы в посольстве.
— А может, лучше ехать ночью? Прохладнее и дорога будет посвободнее.
— Я обещал, что буду здесь три дня. В гостинице места забронированы для туристических групп Кука. Придется освободить номер.
— Отнеси вещи ко мне, зачем им мяться в чемодане, — сказала она просто, — а вечером заберешь. Мне, честно говоря, еще хочется побыть с тобой.
Не моя вина, — возразил он немного обиженный. — Ты вчера заявила, что устала.
— Вчера я действительно была утомлена. А ты что подумал? Перестань заниматься машиной, займись лучше мной. Пошли на завтрак. Потом отвезешь меня в больницу, конгресс начинается в десять, времени достаточно, чтобы тебе показать, чем я здесь занимаюсь.
— Иди, займи место. Только не заказывай для меня этой жуткой овсянки. Я вымою руки и приду.
Стоя перед зеркалом в ванной, глядя себе в глаза, Иштван немного раздраженно думал: что значит, это ее предложение оставить вещи? Вчера оттолкнула, сегодня удерживает. Заманивает, играет? А может, просто говорит то, что думает, без хитростей и уловок?
Он сгреб бритвенные принадлежности, смятую пижаму бросил в чемодан, смокинг на вешалке перенес в комнату Маргит. Повесив его в шкафу, Иштван коснулся ее платьев с такой нежностью, что сам ужаснулся.
В полном согласии, подшучивая друг над другом, как подобает добрым друзьям, они подъехали к просторному двухэтажному зданию больницы. На крытых листовым железом верандах толпились крестьянки в свекольных и зеленых сари, там было шумно и красочно. Когда Тереи поставил машину, в нос ударило удушливое зловоние дезинфицирующих средств, гноя, крови, пота, который страдание выжимает из человеческих тел. Следуя за Маргит, ему пришлось переступать через худые, очень черные ноги крестьянок. На них звенели, постукивая о бетон пола, тяжелые серебряные браслеты.
Маргит здесь любили, женщины ее приветствовали, молитвенно складывая руки, выкрикивали благословения. Полураздетые малыши цеплялись за ее руки, доверчиво поднимали к ней лица, смотрели одним глазом, поскольку второй, закрытый свернутой грязной марлей, был заклеен розовым пластырем, как окно, забитое досками крест-накрест.
— Внутри еще хуже, — предупредила Маргит, с трудом прокладывая себе дорогу, — больным не хватает места в палатах, они лежат в коридорах, прямо на циновках… Мы не хотим никого отсылать, раз человек сюда пришел, надо его постараться вылечить. Поэтому здесь так много народу. Даже в безнадежных случаях, когда зрение спасти нельзя, можно облегчить страдания. Пытаемся их научить ухаживать за глазами.
— Неужели это все больные? — испуганно показал он на толпу крестьян с женами и детьми, которые шли в сторону больницы.
— Нет, это родные, навещающие наших пациентов. Они приносят им еду. Трудно для каждой секты вести обязательную для них ритуальную кухню. Мы разрешаем близким кормить больных, они приходят с детьми, с родственниками, такая поездка в больницу для них большое событие. Среди больных есть и такие, кто впервые в жизни получил возможность лежать в кровати, впервые наелся досыта. Они больше верят в заклинания, чем в лекарства, их не травили таблетками, которые у нас бездумно принимают по любому поводу, здесь совершить чудо может обычный аспирин или пирамидон… Не говоря уже о знаках, которые им на груди рисует раствором генцианы сам главный врач.
— Колдует? Внушение?
— При трахоме внушение мало помогает, — ответила она грустно, — главный метит их своей монограммой и пишет номер, чтобы потом можно было распознать каждый случай.