Каменные скрижали

Иштван не слышал ее шагов, она шла босиком, и только тогда, когда Маргит появилась, прислонившись к воздушной сетке, он понял, что она мокрая и нагая. Ткань выгнулась от прикосновения ее руки и снова вернулась на место, сквозь москитную сетку он видел холмики ее грудей, линию бедер и темный треугольник. Иштван подвинулся поближе, продолжая стоять на коленях, положив руки на ее ладони, она была рядом, их разделяла только пена пыльной сетки. Он попытался ее поцеловать, но легкий запах гнили и жидкости от насекомых отталкивал, хотел прислонить ее к груди, прижать изо всех сил, до боли, чтобы Маргит металась в его объятиях, как рыба, схваченная под жабры. Наконец Иштван поднял москитную сетку, она открылась перед ним. Колени. Бедра. Извечная дрожь, которая пронизывает мужчину, когда он открывает тело женщины, мнимая тайна, заслуживающая презрения и в то же время желанная мечта мальчика, радость для глаз… Одним движением Иштван перебросил сетку через ее голову так, что ткань опустилась за ее плечами, и вот он уже обнял ее, поднял, укладывая в постель, его губы путешествовали, изучая это тело, он находил груди, покорные ладоням, осваивал плоский живот, как яблоки, кусал зубами колени. Иштван четвертовал ее взглядами, Маргит была рядом, но на мгновение он забыл о ней, восторженно вбирая в себя холодную кожу с невытертыми каплями воды, свежий вкус которой он только сейчас начал познавать. Он трется щекой о внутреннюю поверхность ее бедер, более мягких, чем губы жеребенка, чувствует огромную радость в первых своих странствиях, поскольку Маргит ему подчиняется, как бы инстинктивно идет навстречу, прижимается и дрожит. Иштван сознательно обращается к ее телу, а не к ней, делает с ним, что хочет, преодолевает сопротивление, подкупает лаской, это похоже на сговор с командой вопреки офицерам, которые собираются еще бороться. Знакомство жадных губ с остриями ее грудей, стремление вобрать в себя ее тело, приносящее радость, вот форма уха, которую запомнили губы, пальцы причесывают пламя волос, пришло время собирать плоды… Он крадет ее глаза, заполненные сверкающими капельками, полуоткрытые, безвольно отдающиеся, изменившиеся губы, незнакомые, преисполненные наслаждения. Она меня не видит. Закрыла глаза, забыла, хотя Иштван чувствует руки Маргит, ласкающие его тело легким касанием, пугливым поглаживанием, как это делает ласточка, крылом высекающая искру из голубого зеркала пруда. В полусне она подтянула колени и раскрыла их, как бабочка раскрывает крылья, и в этом бесстыдном желании отдаться явилась ему красота, которая перехватывает дыхание. Руки по локти погружены под ее спину, лицо запуталось в жестких душистых волосах, прохлада кожи, плотно прилегающей к его груди, он перестает существовать, не чувствует, где кончается его тело и начинается ее, как проходит граница, стирание которой приносит ему такую радость, он накрыл ее собой, погружается в нее, и она сплетается с ним, он — под ней, на ней и в ней.

— Я очень тебя хочу, Маргит, — он качается как будто от боли.

— Так ведь ты же во мне, — слышны слова, словно произнесенные откуда-то издалека, из глубокого сна, и ему кажется, что он никогда ее не завоюет, не завладеет сердцем, воображением, и поэтому ищет соглашения с ее телом, сосудом из скользкого атласа, сладкой раковиной, как он это про себя называет, по обыкновению завоевателей давая каждой части нового материка свои названия, Иштван пользуется тайным языком любовных таинств, похожим на заклинания. Непрестанное движение вперед, полет в облака. И она это понимает, чувствуя его тяжесть, видит поднятую вверх голову, сожженную солнцем изогнутую шею, знает, что в эту минуту, взмывая вверх благодаря ей, он почти забыл о ее существовании, взлетел и отдалился… Маргит раскачивается дико, сжимается и опускается, как волна после пролетевшего катера. Ее стон вызывает блаженство у мужчины, как предсмертный крик умирающего врага. Зубы полураскрыты, губы вспухли, помутившиеся зрачки уносятся куда-то, не видя окружающего мира… Наступает нечто вводе агонии, лицо должно возбуждать страх, а на самом деле приводит в восторг. И вот, наконец, пришло то, чего он так настойчиво добивался, но ему хочется, чтобы этот полет продолжался вечно… А она уже возвращается к нему, проверяет, здесь ли он, порозовевшая, словно только что пробудившаяся ото сна, сконфуженная от того, что на мгновение покинула его и удалилась в свои сады, а теперь поглядывает, счастливая, что могла подарить ему это чувство… Неожиданно его руки не выдерживают напряжения, и Иштван падает на ее грудь теплыми, открытыми губами, медленно ползет к ее шее, а Маргит шепчет ему в ухо: айкер… — произнося это по-английски, — айкер… мягкое отупение постепенно проходит, прежде чем он начинает понимать — это Икар — и только улыбается.