Каменные цветы

Ирина позволила себе поддаться ярости и позвонила ему. Она ожидала, что он не снимет трубку, затаится, как и любой трус, делающий гадость исподтишка. Однако Арден ответил ей сразу же.

Вот только голос его теперь изменился. Вчера при встрече Арден общался с ней эмоционально и манерно — так, как она и ожидала. Теперь его голос звучал твердо — голос, больше подходящий военному, а не типу, который красит глаза.

— Ты совсем с ума сошел?! — процедила сквозь сжатые зубы Ирина. — Ты хоть понимаешь, что натворил?

— А что делать? Тяжелые уроки лучше запоминаются.

— Где здесь урок? В чем?

— В том, что, начиная интриги, нужно собирать сведения обо всех сторонах. Даже тех, кого ты назначила пешкой.

— Я не понимаю…

— Я пять лет жизни потерял на лечение от наркозависимости, — холодно указал Арден. — И еще несколько лет на то, чтобы доказать миру, что я не урод и неудачник. Что мне можно верить. Никто не должен терять второй шанс из-за старой ошибки, которая уже оплачена. Я это узнал сложным путем, ты вот теперь тоже. Забывать не советую, потому что, если тебе этот урок показался жестоким, ты точно не хочешь знать, какую я провожу работу над ошибками.

* * *

Нет лучшего способа перезагрузиться, чем поработать руками. Это Лана давно уже усвоила. Да и работать в мастерской «Русской легенды» было одно удовольствие: лучшие материалы, великолепные инструменты. Вот и теперь она подготавливала стебель и чашечку будущего цветка хлопка из мягкой кожи насыщенного шоколадного цвета. Ей хотелось, чтобы основа броши получилась именно такой, как на ее рисунке.

К тому же работать она спустилась вечером, у этого был еще один плюс — она осталась в общей мастерской с женщиной средних лет. Ее имя Лана не запомнила и теперь стеснялась переспросить. Хотя незнание имени все равно не мешало им общаться.

Когда мастеров тут было много, они не спешили откровенничать с новенькой — да еще с такой, которую начальство сразу же опекать взялось. Но теперь, когда они были вдвоем в опустевшем зале, подсвеченном только парой ламп, атмосфера была вполне дружеская.

Работа тоже объединяла. Мастерица, немолодая, явно отдавшая «Русской легенде» не один год жизни, видела, как ловко Лана обращается с кожей. Лана же была восхищена тем, как тонко женщина чувствовала камень.

Белую часть цветка хлопка предстояло сделать из горного хрусталя. Для этого мастерице нужно было очень точно расколоть друзу, а потом убрать часть кристаллов так, чтобы они стали одного размера. Благодаря этому холодный и твердый горный хрусталь внешне и правда напоминал вату, только искрящуюся и полную света.

Это было сложное задание, но все же не такое нереальное, как изготовление «Глициний». Так что Павлу оставили создание «Василькового поля», а проекты попроще отдали другим мастерам. И вот теперь женщина работала сама, поглядывала на Лану, и то, как точно у них обеих воплощался эскиз, внушало взаимное уважение.

— А ведь неплохо! — наконец сказала мастер. — Я не все придумки нашего главного поддерживаю, но будет неплохо. Ну действительно же хлопок, ей-богу! Хотя с «Глициниями» теми не сравнить…

— У каждого украшения свое настроение, — улыбнулась Лана. — Иногда нужна нежность, иногда вот такие простые цвета и линии. Сложность будет в камне, но у вас получается потрясающе. Что же до «Глициний»… я до сих пор в шоке. Не думала, что кто-то реально сможет их сделать.

— Ага, этот наш может…

Мастер небрежно кивнула на стену, за которой скрывалась мастерская Павла.

— Я тогда сразу захотела с ним познакомиться, но меня не пустили, — признала Лана. — Нас представили друг другу уже после того, как Арден разместил заказ. И не похоже, что Павел тут с кем-то тесно общается.

— Да не то что тесно — вообще ни с кем не общается! Ну да и ладно. Он ведь гений, это все признают, а гениям положено быть с прибабахом.

Разговор двигался в нужном направлении, и это Лане нравилось. Личное знакомство с Павлом Романовым дало ей не так уж много. Лаврентьев потом проводил ее до студии и велел не соваться в мастерские без особой причины.

Да она бы и не рискнула, рядом с Павлом, молчаливым и настороженным, ей было неуютно. Зато обсудить его с кем-то она бы не отказалась. Лучше всего подходил Лаврентьев, но он наверняка вышвырнул бы ее из окна за первый же вопрос не по делу. Лане пришлось затаиться, прислушиваться внимательней, она ждала удобного случая — и теперь, похоже, дождалась.

— До того, как я его увидела, я всякого о нем наслушалась, — признала Лана. — Говорили даже, что он, простите, урод…

— Это кто ж такое говорит? Ссыкухи из маркетологинь наших? Так им по работе положено сочинять, только иногда их не туда несет! Они его не видели, он внимание не любит. Ну какой он урод? Просто одноглазый, тоже мне, уродство!

— Одноглазый? Я этого не заметила… Хотя я и не присматривалась.

— Присмотришься — увидишь, — рассудила женщина. — Он не позирует, что, модель какая? Но и не прячется. Он просто сам по себе. Я к нему в душу не лезу. Я по его работам вижу, что руки у него золотые, за то и держат. Ну и другие причины есть, понятное дело.

— Какие?