— Лучше и не придумаешь, в нашем-то случае. Может, она познакомится с богатеньким парнем в Торонто, а потом Телфорд выйдет на пенсию и переедет вместе с Лотти к ней на Восток.
Больше всего меня раздражала эта его показная грубость — называть родителей Арлин «Телфорд» и «Лотти», по имени.
— Это ужасно, как ты разговариваешь, — сказала я.
— Вот как? А ты вроде совсем и не удивилась новостям. Знала?
— Очень смешно, — огрызнулась я. — Не имею ни малейшего представления, о чем ты.
— Так уж и ни малейшего? — сказал он. Затем продолжил со злостью в голосе: — Через две недели она уезжает. И знаешь, что я решил? Буду приводить ее сюда каждую ночь, а забеременеет — оно и к лучшему.
— Я тебе не позволю, — закричала я. — Весь город про тебя говорит, сыта я по горло этими слухами. Только дети малые так себя ведут — если уж чего захотели, то и подождать не могут.
— Это ты так думаешь, — сказал Джон. — Может, тебе просто не довелось в жизни чего-то сильно хотеть.
Всю мою злость вдруг как ветром сдуло, и мне оставалось лишь смотреть на него, умолять и взывать к его разуму.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив, — сказала я. — Ты даже не представляешь, насколько сильно я этого хочу. Я боюсь, что ты совершишь ошибку, взвалишь на себя обязательства, которые не потянешь. Знаю я, к чему это ведет. Ты думаешь, будто ничего я не знаю, но я знаю. Умоляю тебя, Джон, постарайся меня понять…
У него тоже не осталось больше злости, и в обращенных ко мне серых глазах читалась растерянность.
— Но это же черт-те что, — произнес он. — Ты же просто ничего не понимаешь. У меня… да у меня же все было почти в порядке, впервые за многие годы… разве не видишь?
— Гол как сокол, — возразила я. — Без профессии, без заработка, без будущего — как ты можешь такое говорить?
— Ты всегда ставишь не на ту лошадь, — мягко сказал Джон. — В Марве было твое счастье, а ты этого так и не поняла.
В тот вечер вместо машины-телеги он взял грузовик и так поступал во все последующие вечера. Наверное, решил — к чему теперь на этом экономить? Но, несмотря на обещание, Арлин в дом так и не привел. В доме Шипли они больше в семью не играли.
В тот самый вечер я решила пойти спать, не дожидаясь Джона. Возвращался он поздно, с каждым днем, как мне казалось, все позже и позже, и каждый раз я ужасно злилась, ведь за бензин, получалось, платила я. Какое он имел право тратить мои деньги на то, чтобы катать Арлин по всей округе. Так я ему и сказала в тот день, яснее некуда, но он ответил, что записывает все расходы и выплатит мне долг, когда сможет, да и бензина он расходует немного, так как далеко они не ездят.
— Ну да, ну да, — сказала я. — У вас хватит совести припарковаться в кустах за воротами дома Симмонсов.
Я была с ним довольно резка, это правда, но он привык к моей манере и не принимал все мои слова за чистую монету. Должен же он был знать, что я стараюсь исключительно для него.
— Здесь все друг друга знают, — сказала я ему в тот вечер. — Тут не то что грешить нельзя, даже видимости греха нельзя создавать.
К моему удивлению, он осклабился.
— Вот задачка так задачка, — сказал он и открыл кухонную дверь. — Ну, до встречи.
Он вышел из дому, а я поднялась к себе и легла. Мне не спалось. Когда я была моложе, всегда засыпала легко и потому не могла и представить, что сон может быть даром. К тому времени, однако, мне уже приходилось добиваться его милости чтением детективов. Однако в ту ночь чтение не помогло. Августовский воздух был тяжел и неподвижен. Я сидела, подперев спину подушками, и всерьез подумывала о том, чтобы сдаться и выпить фенобарбитала.
Вдруг в дверь громко постучали. Я перепугалась насмерть — мне сразу представился отчаянный разбойник-бродяга, который, зайцем добравшись в нашу глушь на поезде, сначала попросит еды и пристанища, а потом наверняка обчистит дом. Я выжидала, размышляя о том, стоит ли мне спускаться, и тут услышала, что меня зовут по имени: «Агарь, Агарь!»
Я открыла дверь и увидела Генри Перла. Он долго мялся, пока наконец не выпалил:
— Пойдем со мной, Агарь. С Джоном беда.
— В чем дело? Что случилось?
Но Генри не мог говорить. Он сильно исхудал за последние годы. Одежда нелепо свисала с него, а многочисленные морщины на лице напоминали рисунок на поверхности древесины. У него у самого было трое сыновей, спокойных и рассудительных, — насколько мне известно, ни один из них не доставил ему ровным счетом никаких хлопот, а может, и у них были проблемы, только я об этом не знала. Неужто Джон попал в какую-то передрягу? Субботними вечерами в танцевальном клубе «Фламинго» случались драки, и пивные бутылки, говорят, летали там, как мухи.
— Генри, что все-таки стряслось?
— Одевайся и пошли, — ответил он. — По дороге расскажу.
Те несколько миль, что мы ехали в Манаваку, показались мне бесконечными. Генри сидел за рулем своего старенького грузовичка-«форда» и рассказывал — настолько издевательски медленно, что мне хотелось на него наорать и заставить выложить все сразу, сию же минуту.
— Он в больнице, — сказал он. — Авария получилась, Агарь. Он…
— Все плохо? Что с ним?