— Васька Рум выскочил! Вот это — да! Этот шустер.
— Ле-егко пляшет…
Отзывы девушек о способностях Полозова были снисходительными. А о Василии Руме они начинались неизменно с одного протяжного и вдохновенного восклицанияг «У-ух!..»
Да. Но в семье не без урода. И как ни хотелось бы изобразить в теплых красках и труд и отдых людей сургутской сплавной конторы, истина требует сказать и другое. Рум и Полозов в ряду еще таких же молодых, крепких парней по вечерам на рукавах носили красные повязки. Это значило, что они были дружинниками. И не ради моды или пустой формальности, а для действенной охраны общественного порядка, нарушать который находилось все же немало любителей. Главным среди рыцарей винной бутылки и трехэтажного мата в поселке числился Геннадий Жуков, которого все сокращенно звали Жуком и которому предстоит тоже стать одним из героев этой повести.
По самой строгой юридической классификации Жука следовало бы считать и хулиганом, и тунеядцем, и браконьером. Но пьянствовал и безобразничал он не каждый день, в платежной ведомости управления малых рек значился чем-то вроде инспектора — смотрителя «обстановки», а проверять, каким способом добывал он рыбу и дичь, было просто некому.
И Жук, помахивая удочками, маршировал по поселку, уходил куда-то вверх по Сургуту, а через день или два спускался по течению на «салике» — небольшом плоту из четырех бревен — и открывал надомную торговлю серебристыми хариусами и пудовыми тайменями. Зимой, предъявив в поселковый Совет лицензию на отстрел двух сохатых, он торговал мясом в таких количествах, что можно было считать убитых им животных по меньшей мере сороконогими. Он очень удачливо существовал на той острой грани, когда статьи уголовного кодекса как бы прямо касались его и в то же время как бы и совершенно не касались…
Зато железная рука Василия Рума касалась Жука неоднократно, и чаще всего на молодежных гуляньях, куда Жук, сквернословя, имел обыкновение заявляться настолько пропитанным алкоголем, что казалось, чиркни спичкой возле него — загорится мужик синим пламенем. А было раз, сцепился с ним Василий Рум и на пустынном берегу Сургута, когда Жук волочил по мокрому песку на салик свой богатый улов, а окрестные скалы словно бы еще звенели и стонали от взрыва динамитной шашки, брошенной браконьером в глубокую заводь.
Об этом чуть подробнее. Руму тогда доказать преступление Жука было нечем, «Электрон» немного опоздал к месту происшествия. А далекий гул взрыва не положишь на стол районному прокурору.
Жук вертелся, хрипел: «Уйди! Пымал на удочку. Клев очень хороший был…» И Василий Рум разжал свои крепкие пальцы, которыми было ухватил Жука за ворот. С сожалением покачал головой: «А попадешься ты мне все-таки! У-ух и дам я тебе!»
Николай Полозов кричал с катера: «Эй, поехали! До Шундыкана тянуть еще шесть километров».
Жук погрозил кулаком вслед Василию Руму: «Смотри, капитан ближнего плаванья! Не на шесть километров, а на шесть метров не сплавать бы тебе. Глубина Сургута здеся как раз шесть метров…»
Возвратившись из рейса на Шундыкан в час, когда баян сам просится в руки и меньше всего охота заниматься «жуками», наши друзья решили-таки зайти на квартиру к Понскому и рассказать ему обо всем. Их встретила жена директора в обычном для нее настроении, том самом настроении, которое позволило Понскому назвать новый катер уже известным нам именем, заимствованным из древнеримской мифологии. В руках супруга Понского держала огромного, только что распластанного тайменя. И Рум с Полозовым поняли: им следовало с катера сразу пойти за баяном и потом на поляну, а не сюда.
После этого много дней подряд Жук нигде не показывался. Может быть, он дома пил в близкой его сердцу компании, пропивал оглушенную динамитом рыбку. Может быть, готовился к новому подобному же предприятию. А может быть, и честно плавал по Сургуту, проверяя вешки на перекатах и прочую речную «обстановку». Уже говорилось, что Жук умел жить на грани. И надо было ему иногда по всем правилам отрабатывать положенную по штатному расписанию зарплату.
А «Электрон» между тем свершал свои привычные «ближние плавания» от главной конторы к тем рабочим участкам, куда требовалось подбросить то инструмент или такелаж, то обувь, одежду или продовольствие. И иногда очень срочно. Впрочем, «срочно» — было довольно-таки условным термином, принимая во внимание все ранее сказанное об «Электроне». Но все же такой приказ сразу создавал повышенное настроение у Рума и Полозова, им правилось выполнять срочные задания, а это прямо отражалось и на способностях катера, который в таких случаях шел быстрее, чем рассчитывал Понский.
Одно лишь всегда давалось «Электрону» с огромным трудом: пробиться через порог Орон, длинный, кривой и бурливый, в трех местах пересеченный «залавками» — остро торчащими из воды грудами камней. Даже магическое слово «срочно» оказывалось здесь малодейственным. В борьбе против неистовой силы Орона полезнее были бы высокие «октановые числа» горючего. Но это значит рассказывать сказку про белого бычка…