Каменный фундамент. Рассказы

— Эй, Николай! Пропади ты! — слышит он нетерпеливо-злой голос Рума. — Наверх! Скорее! Лови!

Полозов взлетает по лесенке и, ослепленный солнцем, на мгновение останавливается. Поскрипывает дверь в рулевой рубке. Вокруг катера толпятся, клубятся суматошные волны, холодные брызги летят Полозову в лицо. Впереди, как и раньше, чернеет середыш, уставившийся к небу своими гранитными зубцами. Но там, на этом середыше, где прежде было двое, сейчас полулежит лишь один…

— Черт!.. Что стал?… Хватай!.. Вот же он… Справа…

Словно мячик из пенистой волны выскакивает голова человека. Потом появляются плечи, плотно обтянутые намокшей рубахой. Отчетливой линией выделяется плывущее рядом с человеком бревно.

Полозов кошкой спрыгивает на корму, вонзает багор в бревно.

Через минуту Жук, мокрый, дрожащий от холода и испуга, стоит на палубе у рулевой рубки. Он обжимает одежду прямо на теле, водит по лицу, по волосам негнущимися, скрюченными пальцами. Икает.

— Сволочь!.. Свинья поганая!.. Ну как ты мог? Оставить одного на камне! — говорит Рум, с отвращением разглядывая Жука и все еще силясь удерживать катер на прежнем месте, среди кипящих, злых волн. — Ему же теперь без поддержки никак не сплыть…

Жук молчит, икает. Крупная дрожь передергивает ему плечи. Страх, ощущение неминуемой гибели, которыми он был наполнен с самой той минуты, когда салик разбило в пороге и его с Левидовым выбросило на камни, до сих пор не прошли. Но он пережил еще и новый, пожалуй даже более сильный, прилив страха. Это когда он стоял, привязавшись ремнем к бревну, и ждал Левидова, а катер вдруг окутался синим дымом и стал медленно отходить, сползать вниз по течению. Он не помнил тогда, как, стремясь догнать уплывающий катер, оттолкнулся ногами, как его вместе с бревном захватило и закружило в пенистом водовороте. Он ничего не помнил, ничего не делал осмысленно. Его поступками управлял инстинкт.

А теперь Жук стоит на палубе «Электрона», мокрый, до костей продуваемый ветром, и видит: да, Левидов остался один, катеру пробиться туда невозможно, близится вечер, а вода в Сургуте все прибывает и прибывает…

Он стоит словно пришибленный. Слышит — рядом негромко совещаются Рум и Полозов.

Ему хочется рассказать, как все это случилось. Как жена Понского заказала рыбки получше — к семейному празднику. Как Понский сам доставил его за Орон и потом умчался сразу же вниз на своей «Фурии». Как в знакомой ему глубоченной заводи он взорвал сразу три динамитные шашки. Как всплыли вверх белым брюхом огромнейших два тайменя и целая стая всякой ненужной мелочи. Как он, радуясь богатой добыче, погрузил ее на заранее приготовленный салик. Как потом откуда ни возьмись вскочил на салик учитель Левидов, закричал: «Подлец! Браконьер!» — и стали они бороться. А салик сорвало течением с привязи и понесло. Греби остались на берегу…

Рассказать — но кому сейчас это нужно?

— …другого нет ничего, — заканчивает Василий Рум. — Ты молчи. Ты слушай. Подняться нам через Орон законным ходом. Сверху зайти над порогом против этого середыша. Сплыть на него кому-то одному, взять мужика. А другой снова катер обгонит вниз и на этом же месте встретит. Выловит, как вот этого…

Рум брезгливо косится на Жука.

И Жук пощелкивает зубами. Ему понятно, что задумал Рум. Другого действительно ничего не придумаешь, если не оставлять учителя в ночь, с разбитой ногой, одного, на этом гранитном шише, когда вода прибывает.

Но понимает ли Рум, что, пока доплывешь к середышу вниз по течению через сотни подводных камней, взахлеб ныряя в бурунах, так и костей не соберешь — человека всего изломает. Учителя ведь именно так изломало.

К тому же и промахнуться нехитро. Разве сверху настолько точно рассчитаешь движение каждой струи, чтобы нанесло тебя как раз на этот середыш? Кто рискнет? Кто умеет так плавать? А если пронесет мимо? Ну, на катере, под порогом, может, этого человека и догонишь, коли хватит у него силы так долго держаться, но Левидов, учитель проклятый, тогда все одно останется на своем камне. Второго захода к нему уже никак не сделать…

Жук трясется от холода и злобы. Проклятый учитель! И чего ему было нужно? Зачем вспрыгнул на салик? Сидел бы себе у костра, удил пескарей или подобрал бы оглушенную мелочь, варил ушицу с картошкой. «Электрон» тащился бы по своим делам далеко за Ороном. А он, Жук, сдав супруге Понского жирных тайменей, сейчас бы парился в бане, а потом…

Подохни учитель на этом камне, туда ему и дорога!

— …сделать там салик — нет времени. Скоро ночь, — говорит Полозов.

— Солнышко можно подержать, чтобы не заходило, — насмешливо отзывается Рум.

— А… спасательные круги? Связать вместе…

— Голова у тебя думает, — в прежнем тоне говорит Рум. — Так и у каждого, кто боится. Жук, а плыть к Левидову не кому другому — тебе! Ты оставил его, бросил на камне — ты и снимай.

Губы у Жука белеют. И весь он становится каким-то необыкновенно костлявым, тощим.

— Да т-ты ч-чего это? К-как это — п-плыть к нему? — спрашивает, заикаясь.