А Рум между тем гнал катер к середышу. Гнал — но продвигался вперед лишь по сантиметру. Рывками, толчками. То наваливая его вовсе набок, чтобы увернуться от подводного камня, то задирая на дыбы, чтобы проскочить в узкую щель.
Так казалось Руму. А на самом деле из стороны в сторону катер мотало, бросало слепой волной. И в воле человека было лишь — не давать ему пятиться.
«Нет, не дойти туда. Ни за что не дойти, — подумал Рум, вдруг ощутив, как скрипит и дрожит весь корпус „Электрона“, а островок далек по-прежнему. — Не дойти! Тогда зачем я это делаю?»
Но он знал, зачем делает это. Если ничего другого сделать нельзя, надо делать это.
…Все выше ярятся буруны, завитые белыми гребешками. Они набегают разорванные, разбитые, потом, сцепившись полукольцом, неожиданно поднимаются плотной стеной и падают на палубу катера. А лица людей на середыше видны как-то яснее, крупнее…
Глухо, натужно стучит мотор. Корма катера то и дело взлетает вверх. И тогда винт, работая на холостом ходу, скрипучим ревом перекрывает шум порога. Рум в тревоге оглядывается. Что, если, опускаясь, винт рубанет с размаху по камню?
Жук истошно воет на середыше:
— То-оварищи!.. Бра-атики!.. Спа-асите!..
Растрепанный, он стоит на покатой глыбе гранита, и вода в белесых пятнах пены резво гуляет у него по босым ногам.
Второй человек лежит выше, опершись на локоть, и тоже что-то кричит. Но его не слышно.
Рум прищуривается — так виднее. Второй человек, похоже, Левидов — учитель. Да, точно, он. Какой бес толкнул его к Жуку на салик? Какой бес вообще погнал их салик в пороге ближе к левому, а не к правому берегу?
Середыш, на котором находятся люди, весь изрезан извилистыми щелями, проливчиками. В этих щелях с особенной силой бурлит, клокочет вода, и — Рум видит — в одной из щелей застряло бревно от разбитого салика.
Бревешко тоненькое, небольшое. Но Рум веселится: очень кстати влепилось в щель это бревно!
Он подносит помятый жестяной рупор к губам:
— Эй, на камне!.. Бревно-о… Держитесь за него… Сплывайте! Поймаем вас…
Эти слова Рум повторяет много раз, а сам с тревогой думает: «Не заглох бы мотор. На беду не заглох бы мотор».
Полозов стоит над мотором, как мальчишка, который хочет в траве поймать кузнечика: занес руку над ним и глаз не спускает, только цыркни кузнечник ножками — сразу же схватит!
— Эй, на камне! Скорее! — снова кричит Рум. Ему тяжело, очень тяжело держать катер точно на струе, бьющей от островка. — Да ремешками… ре-меш-ками к бревну привяжитесь…
Жук суетится, выдергивает из щели бревно, выводит на воду. Боясь упустить, крепко держится за него одной рукой, а другой расстегивает кожаный поясок на штанах. Учитель Левидов жестом показывает Руму: «А я не могу — нога…»
Холодея от страха за Левидова и теряя всю свою напускную веселость, Рум отчаянно трясет головой:
— Нет… Нет… Ползи… Привязывайся… Ты понял?
Левидов понимает. Но он не может, сильная боль мешает ему. Он крутится на одном месте и никак не решается сползти головой вперед, в кипящую воду.
А Жук уже привязался ремнем, стоит по пояс в воде, наклонясь к бревну, и крутые волны перекатываются у него по спине, пузырями вздувая рубашку. Бревно ворочается, бьется о камни. Жуку трудно справляться с ним. Но он все же стоит и ждет Левидова.
— Помоги… Да помоги же ты человеку!.. — надрывается в рупор Василий Рум.
Но Жук, пригнувшись головой к самой воде, сквозь шум порога ничего не слышит. А Левидов, хотя и очень медленно, все же ползет к нему.
И тут вдруг мотор «Электрона» рассыпает короткую дробь судорожных ударов, а потом совсем замолкает. Катер необычно легко вскидывается на высокой волне. Позади него стелется плотная пелена сизого дыма.
Жук отчаянно, по-заячьи, вскрикивает, сталкивает с камня бревно, грудью ложится на воду и пропадает вместе с бревном в белой пене порога.
— Полозов!.. Что… там… у тебя? — срывающимся голосом, через плечо спрашивает Рум.
И крутит, направо, налево, теперь, при заглохшем моторе, ставшее совсем бесполезным рулевое колесо. Катер качается, пляшет на гребнях бурунов.
Так и есть: отказала свеча. Полозов это предвидел, он этого ждал — так, как мальчишка ждет, когда цыркнет ногами кузнечик. И он молча, торопливо вывинчивает парализованную свечу. Запасная, единственная, давно у него наготове в руке.
Полозов не знает, что там творится наверху, не знает, плывут ли они вдоль, поперек Сургута или стоят на одном месте. В иллюминатор видно только, как плещется в борт катера мутная, вспененная волна. И временами слышно, как под днищем «Электрона» словно бы кто-то грузно и тяжко ворочается. Камни! Но думать об этом Полозову некогда. Думать об этом сейчас должен Рум. Он у руля. Он — капитан. Он все видит и определяет курс корабля. Дело механика Полозова — точная, исправная работа машины. Он ловко ввинчивает запасную свечу, н мотор опять оживает. Стучит ровно и сильно. Прошло сколько времени: час, десять минут или всего полминуты?..
Руки у Полозова дрожат: что, если откажет и другая свеча?.. Запасных больше нет. Попробовать надо наладить ту…