Читаем Каменный город полностью

Каменный город

— Лиха беда — начало, Муслим... А начало у нас есть. Будем работать...

Муслим сложил срезанные грозди на цветастый поднос и опустился на землю, прислонившись спиной к прутьям ишкама. Подняв колени, Бурцев уселся рядом с ним и поплевывал мелкими косточками винограда.

В дальнем углу сада, под вишнями, шумели женщины. Выделялся заливчатый грудной голос Эстезии Петровны.

— Слушай, Димка... Хочу сказать тебе... — придвинулся Муслим с таинственным видом и кивнул в сторону женщин. — Женись на ней, э?.. Честное слово, хороший человек...

Бурцев медленно взглянул на него.

— Ты думаешь — моего желания достаточно? — усмехнулся он и, сжав пальцы, выпустил скользкую косточку.

— Зачем твое? Ее!.. Я глаза имею, э!.. — поднял к лицу раскрытую ладонь Муслим. — Обязательно говорить с ней буду...

— Да что тебе взялось? — вскинулся Бурцев. — Парторги из кинофильмов покоя не дают?.. Не вздумай, пожалуйста, вмешиваться, очень тебя прошу!..

Проходя с полным блюдом вишен, в ишкам заглянула Хайри.

— Хай, где вы пропали? — сказала она. — Идите к чаю.

— Э-э, Димка, с тобой шавли не сваришь... — поднялся на ноги Муслим и отряхнул брюки. — Удивляюсь тебе, честное слово! Ничего не говоришь... У тебя другая есть, э?..

Бурцев встал и, положив руки на плечи друга, вздохнул.

— Нет у меня никого, понимаешь? — сказал он. — Посидим, после расскажу... Ну, а тут... очень прошу тебя... ни слова, ни намека! Обещаешь?

— Ладно, э... — с сожалением произнес Муслим и, подхватив поднос с виноградом, кивнул: — Пойдем!..

...Вечерело. Отяжелевшее солнце опускалось на кроны дальних деревьев. Казалось, они вспыхивали на короткий срок и медленно обугливались.

Пресно пахла вода, растекаясь солнечными полосками меж грядок, полив которых затеял Муслим. Рядом с ним, орудуя непривычным кетменем, шлепал босыми ногами по взблескивающим ручейкам Бурцев. Останавливаясь, подправляя грядки, где указывал Муслим, он рассказывал о себе. Говорил как о чем-то далеком, может быть происшедшем даже не с ним. Наконец он упер кетмень в землю и облокотился о рукоять.

— Скажи... когда ты женился на Хайри... ты любил ее?.. Знал, что любишь? — спросил он.

— Я?.. — Муслим сдвинул на сторону тюбетейку и смущенно улыбнулся. — Зарезать одного мерзавца хотел, э...

— Вот-вот... — оживнул Бурцев. — И нечего смущаться. Теперь я понимаю тебя. А прежде, может быть, и посмеялся бы... В этом вся и суть...

— Теперь?.. Что ты говоришь, э?.. — Муслим обхватил его и стал тормошить, разбрызгивая ногами воду. — Я верно тебя понял?.. Ай, Димка!..

Из-под сводов виноградника вышла Эстезия Петровна.

— Что это вы там возитесь? — крикнула она, заслонив от солнца глаза. — Умываться пора. Перемазались-то как!..

Бурцев оглянулся, и ему вспомнилась первая встреча с ней. Снова она стояла в лучах заходящего солнца, слегка расставив крепкие голые ноги, и снова пламенел ее красный халатик, перетянутый теперь белым пояском.

Бурцев стиснул Муслиму ребра: «Ш-ш-ш, молчи!..» — и, высоко поднимая ноги, пошел по грядкам к ней.

— Молчу, э... — посмеивался Муслим, продвигаясь за ним.

Хайри хлопотала у очага, выгребая из него самые горячие угли. Черный казан с пловом был уже прикрыт деревянным кругом и укутан мешковиной. Плов медленно тушился. Сидя на корточках, Ильяс нарезал в глубокую тарелку помидоры. Рофаат выносила из дому ватные одеяла и раскладывала их на суфе вокруг столика на коротких — в локоть — ножках. Царила сдержанная предобеденная суета.

Эстезия Петровна погрузила в арык чугунную абдасту, похожую на пузатый кофейник, и, набрав воды, разогнулась.

— Идите сюда, грязнули, — сказала она. — Я солью...

Муслим подтолкнул к ней Бурцева и принялся умываться сам из арыка.

Вытираясь полотенцем, он придвинулся к Бурцеву.

— Так у нас жена сливает мужу, — сказал он громко и, увернувшись от шлепка Бурцева, поспешил на зов жены.

— Хай, Муслимджан-ака, идите накладывать!.. — кричала она.

Ильяс последовал за отцом.

— Плов — дело мужское, — сверкнул он зубами.

Уложенный плотной смуглой пирамидой, увенчанный кусками сочно прожаренной баранины, плов дымился ароматным паром на большом фаянсовом блюде.

— Возлежим, значит, как древние эллины? — сказал Бурцев, опускаясь у столика. Место ему досталось между Хайри и Рофаат.

— А что думаешь, э... — откликнулся Муслим. — Может, Искандар-Зулькарнайн, Александр Македонский занес такой обычай...

— Вы скажете, папа!.. — дернула бровями Рофаат. — Будто у нас своей культуры не было...