Каменный пояс, 1975

После митинга Михаил Иванович со своими товарищами поехал на станцию, где стоял поезд «Октябрьская революция». В том поезде был кинематограф, кыштымцам обещали показать картину. Первыми прибежали мальчишки, а потом стали собираться и взрослые.

С Михаилом Ивановичем приехал и дядя Кирилл. Зашли в вагон. К дяде Кириллу с вопросом обратился корреспондент, который был прикомандирован к поезду. Пока они разговаривали, Калинин вышел на улицу. Они — за ним.

Вечер был тихий и свежий. После одуряющей жары дышалось легко. Сразу за станицей начинался лес. Михаил Иванович туда и направился. Устал за день, хотел отдохнуть в одиночестве. Корреспондент и дядя Кирилл не отставали от него. Леса здесь глухие, вмиг заблудиться можно. Да и лихие люди не перевелись, на одиноких нападали частенько.

Дядя Кирилл знал каждый кустик и каждую тропку. Михаил Иванович шел, опираясь на трость. Кожанка у дяди Кирилла наброшена на плечи.

Выбрались на тропку, пошли по ней. Очутились на небольшой поляне. До войны здесь была смолокурня. Потом все пришло в запустение. Бочонки как были наполнены черным варом, так здесь и остались — люди воевали, не до того. Бочонки от времени рассохлись, вар на жарком солнце расплавился и растекся по поляне лавой. Лава эта затвердела, никакое солнце ее уже не брало.

Михаил Иванович остановился на краю поляны. Сказал дяде Кириллу:

— Сколько добра пропадает!

— Руки не доходят, Михаил Иванович, — ответил дядя Кирилл. Замечание он воспринял как упрек.

— Знаю, знаю. Но край у вас богатый, добро всюду — и в земле, и в озерах, и в лесах. Будет еще оно служить народу!

— И красиво у нас, Михаил Иванович!

— Изумительно! А люди какие! В Каслях смотрели художественное литье. Сейчас там делают бюсты Карла Маркса. До чего же искусные руки у каслинских мастеров. Какую красоту производят. Да, — неожиданно улыбнулся Михаил Иванович, — каслинские рыбаки хотели нас ухой накормить, но, к сожалению, неудача их постигла.

— Какая же?

— Невод порвался. Беда очень огорчила старика-артельщика. Я сегодня несколько раз вспоминал, и мне по-рабочему жаль его.

— Артель знакомая. Деда зовут Зиновием, потомственный рыбак.

— Краю вашему великое будущее принадлежит. Оправимся от разрухи, укрепим свое положение, и тогда увидите, какие тут дела развернем. Товарищ Ленин придает Уралу громадное значение. И мы еще с вами встретимся, Кирилл Иванович.

— Непременно!

Михаил Иванович постучал посошком по затвердевшей лаве вара. Выбрал осколочек, достал платок, аккуратно завернул кусочек и сказал дяде Кириллу:

— Представьте, в Москве трудно достать хорошего вару. А у меня в Кремле знакомый сапожник есть, подарю ему. Вот обрадуется!

— Михаил Иванович! — воскликнул дядя Кирилл. — Мы сколько хотите...

— Спасибо, спасибо! Обрадуется и этому кусочку. Не всегда же будем бедные! Дай срок, разбогатеем — весь мир удивится. И не за горами то время. Не пора ли нам обратно?

Об этой встрече мне рассказывал тоже тятя, рассказывал, понятно, по-своему, знал-то он со слов других. Дядя Кирилл женился поздно, и был у него единственный сын, года на четыре старше меня. Как-то приезжал он в Кыштым, и я с ним познакомилась. Живет в Ленинграде, крупный инженер. У него сохранилась статья корреспондента, который ездил с Михаилом Ивановичем. Корреспондент описал разговор на поляне подробно, однако статья почему-то не была опубликована. Я сняла с нее копию и храню у себя.

И еще об одной встрече тяти с дядей Кириллом рассказывала мне мама под большим секретом. Сколько потом не наводила я тятю на эту тему: мол, о чем вы в последний раз с братом беседовали, — отмалчивался.

Год был голодный, тут еще пожар. Совсем тяжелая жизнь настала. Ну, а мама с тятей жили сносно.

Мама рассказывала: