Каменный Пояс, 1980

Отец с войны вернулся без медалей,
Он полвойны провел в госпиталях.
Мы раны на его груди считали,
В плечах его осколки и руках.
И вопреки законам медицины,
Когда порой я слышу о войне,
Один осколок от фашистской мины
Я остро ощущаю — он во мне.
Холодный, острый, как у горла нож.
Во мне он, здесь,
Чуть-чуть правее сердца,
И с ним спокойно жизнь не проживешь.
Он мне не даст
Погрязнуть в благодушье,
За спины скрыться,
Отступить назад.
Я, как отец, коль это
                                 будет нужно,
С ним, словно с пропуском,
                                         приду в военкомат!

Антонина Юдина СТИХИ

* * *

Как в майский полдень небо чисто!
Как безмятежно все цветет!
И дочь венок мне золотистый
Из одуванчиков плетет.
И ощущаю я невольно,
Весенним воздухом дыша,
Что молода и белоствольна
Во мне живет моя душа.
Метели не сгубили душу
И насовсем не замели,
А лишь спасли от равнодушья
К весенней радости земли.
И наделили тайной властью
Смеяться в западне беды,
И даже в счастье, даже в счастье
Жить, задыхаясь от мечты…

* * *

Что мне необретенная утрата?
Чужая боль — мы перед ней равны.
Я приходила к матери солдата,
Погибшего в последний год войны.
Портрет и письма властвовали в доме,
И бабка сокрушалась надо мной:
«Как жалко, что вы не были знакомы,
Была б ему ты лучшею женой».
Я соглашалась, помогая верить,
Что сыну я единственно нужна,
Что молодость годами не измерить,
Что так и было б, если не война.
Как время мчит. На жизнь и на слова
Сейчас смотрю я пристальней и строже.
Вот жаль, что мать, когда б была жива,
Жену ему искала помоложе…

Анатолий Занин ЭТА ЧУДАЧКА ЗЫРЯНОВА Рассказ

1

Зырянова приходит в конторку всегда с каким-нибудь фокусом. То пропоет с порога новую частушку, то начнет сыпать цеховые новости — не остановишь. Распахнется дверь, покажется синий берет на тугих кольцах каштановых волос, белое с румяными щеками лицо — жди, значит, очередного выверта. Даже инженер по труду Ольга Петровна, молчаливая, с вечно усталым лицом, завидев Зырянову, оживляется, откладывает бумаги.

У окна сидит экономист цеха Зоя Бегунова, задумчивая девушка с чуть раскосыми насмешливыми глазами на смуглом лице. Она убирала за уши пряди черных волос и поглядывала на конструктора Киреева. Побасенки Зыряновой Зоя слушала вполуха.

— Не веришь, Зоенька? Убей меня бог, сущая правда! И знаешь, этот парень тебе бы подошел…

Зоя засмеялась и оглянулась на Киреева.

— Но приметил меня, — продолжала Зырянова. — Правда, он был чуточку выпимши, да солнышко закатилось — не разглядел толком. Приглашает в кино. Ну, я и пошла… И верно ведь оказалось. Сидим это, смотрим итальянскую картину. Мафия, стрельба среди бела дня, красивую девушку усыпляют и замуровывают в колонну из бетона… Так вот, смотрю я, переживаю, а он мне руку жмет. Я засмеялась. «Ошибся маленько, — говорю. — Старовата для тебя». — «А от меня девушка ушла», — говорит он. «Ах ты, рыбонька, — я ему, — не кручинься. Еще найдешь себе хорошую дивчину. Ты только поищи хорошенько». Довела до дома, обождала, пока мать в квартиру впустила. Тут кино и конец…

Киреев усмехнулся:

— Если я правильно понял, вы утешили еще одного несчастного, товарищ Зырянова.

— Вон чего… «Товарищ Зырянова»…

Киреев с вжиканьем провел несколько линий кохиноровским карандашом, склонился над доской.

Он считался толковым конструктором, был председателем цехового БРИЗа, а еще… еще собирал старые патефонные пластинки. За пластинку с «Нищей» Вадима Козина не пожалеет никаких денег, а за «Андрюшу» Клавдии Шульженко готов отдать «Песняров».

Дома у него вся комната опутана проводами, динамики различных размеров и конструкций расставлены по углам и подвешены к потолку.