Читаем Каменный пояс, 1984 полностью

Каменный пояс, 1984

Александр Алексеевич Черепанов , Виктор Федорович Потанин , Кирилл Алексеевич Шишов , Леонид Саксон , Нина Васильевна Пикулева

…В смрадном хламеПередо мной встают столпамиЕго безбожные дела…Безбожный царь, источник зла,Гонитель правды, кат жестокий,Что натворил ты на земле!А ты, всевидящее око!Знать, проглядел твой взор высокий,Как сотнями в оковах гналиВ Сибирь невольников святых?Как истязали, распиналиИ вешали?! А ты не знало?Ты видело мученья ихИ не ослепло?! Око, око!Не очень видишь ты глубоко!Ты спишь в киоте, а цари…Да чур проклятым тем неронам!Пусть тешатся кандальным звоном, —Я думой полечу в Сибирь,Я за Байкалом гляну в горы,В пещеры темные и норыБез дна, глубокие, и вас,Поборников священной воли,Из тьмы, и смрада, и неволиЦарям и людям напоказВперед вас выведу, суровых,Рядами длинными, в оковах…[5]

Замысел остался неосуществленным.

Но когда мы думаем, когда говорим об отношении Шевченко к декабристам, на память приходят строки «Юродивого».

Можно ли выразить авторскую позицию определеннее? Можно ли душу свою раскрыть полнее?

Поэму «Неофиты» он написал; это, как известно, произведение законченное.

Уже много лет не спорят: о чем она? о ком? Исследователи установили и доказали: в образах мучеников-христиан поэт воплотил черты декабристов; не римская, а российская история стояла перед его взором, когда он писал об Алкиде и Матери, о Нероне и Невольниках, о Капитолии и Скифии. «Идешь искать его в Сибирь, иль как там… в Скифию…» Да если бы кто и усомнился, одной такой оговорки хватило, чтобы напрочь отогнать сомнения.

…Хвала!Хвала вам, души молодые,Хвала вам, рыцари святые,На веки вечные хвала!..[6]

Они повергнуты, истерзаны, убиты, но нет такой силы, что могла бы побороть их живую душу, их истинную правду, их святое мужество.

И Шевченко поет непобедимость, поет не вчерашнее, сегодняшнее горе, но завтрашнее искупление и очищение.

То, ради чего боролись герои 14 декабря.

Две поэмы о декабристах. Обе написаны почти одновременно, в Нижнем. До чего же сильными должны быть побудительные импульсы, если рождают они такое вдохновение!

О причинах, вызвавших крутой, небывало бурный и высокий взлет декабристской темы в творчестве Шевченко, причем взлет именно в эти, нижегородские месяцы его жизни, написано довольно много.

«„Дневник“ поэта свидетельствует, что в последние месяцы 1857 года, то есть во время создания «Неофитов», Шевченко живет в атмосфере благоговейного уважения к памяти декабристов», —

к такому выводу пришел известный шевченковед Ю. А. Ивакин. Но на первый план у него выходят Анненковы.

Не без оговорки, но принимает Ю. Ивакин мысль, высказанную до него Е. Ненадкевичем, о важнейшей роли состоявшегося знакомства поэта с декабристом И. А. Анненковым и услышанного вслед за тем рассказа о его жене и их героико-романтической истории, как «психологической основе» поэмы, рожденной месяц спустя.

«В целом возможным» считает он и предположение, что судьба француженки Полины Гебль могла повлиять на создание образа матери Алкида…

Почему? Из чего следует? Где доказательства?

В «Неофитах» нет ничего, что перекликалось бы не с общей участью декабристов, а с конкретной судьбой именно этой семьи.

Уж не такая ли строка в смущенье вводит: «…Когда в Италии росла подросток-девочка»? Но «России не было тогда», и все в поэме происходит в «Нероновом Риме». Приезд молоденькой француженки Полины Гебль в Сибирь — акт бесспорно героический — с приходом матери ассоциируется всего меньше. Шевченко не называет ее матерью даже в связи с тем, что в семье Анненковых было к 1857 году шестеро детей, и некоторые из них жили там же, в Нижнем.

Матерью поэт именует Дорохову.

Помните запись от 31 октября?

«Возвышенная, симпатическая женщина!..»

«Так много… простого, независимого человеческого чувства…»

«Так много… наружной силы и достоинства…»

«Я невольно сравнил с изображением свободы…»

И наконец:

Перейти на страницу: