Эту яму Питер обходил всю жизнь. Она превратилась в пропасть, а он все продолжал огибать ее, заранее сворачивая в сторону, чтобы не оказаться у края, не свалиться. И вот теперь она оказалась прямо перед ним. Зияющая и темная. И обойти ее было невозможно. Она никуда не делась с годами, она лишь увеличилась.
Он знал, что мог бы солгать. Но он устал от лжи.
– Это я написал.
Бо́льшую часть жизни он пытался представить себе, что будет чувствовать в этот момент. Облегчение? Или признание убьет его? Возможно, не в физическом смысле, но не исчезнет ли тот Питер, которого он с таким тщанием конструировал? Порядочный, добрый, мягкий Питер. Не заменит ли его то отвратительное, злобное существо, которое так поступило со своей сестрой?
– Зачем?
Питер не отваживался остановиться, не отваживался посмотреть на Гамаша.
Зачем? Зачем он это сделал? Это было так давно. Он помнил, как пробрался в эту кабинку, помнил запах хлорки, от которого его мутит до сих пор. Он вытащил фломастер из кармана и написал те слова, которые вынудили его сестру исчезнуть. Он навсегда изменил их жизнь этими пятью простыми словами:
«Джулия Морроу хорошо делает минет».
– Я был зол на Джулию – она подлизывалась к отцу.
– Вы ревновали отца к ней. Это естественно. Такие вещи проходят с годами.
Но почему-то Питеру от этих успокоительных слов стало только хуже. Почему никто лет тридцать назад не сказал ему, что ненависть к брату или сестре – дело естественное? Что это проходит с возрастом?
Но она оставалась. И усиливалась. Чувство вины росло, гноилось, оно поедало его изнутри, и наконец он дошел до края.
– Джулия поняла, что это сделали вы, Питер? Она об этом собиралась сказать всем?
Питер остановился и посмотрел на старшего инспектора:
– Вы хотите сказать, что я убил свою сестру, чтобы это осталось в тайне? – Он постарался принять недоуменный вид.
– Я думаю, вы были готовы на что угодно, лишь бы это не всплыло. Если бы ваша мать узнала, что вы виновник осмеяния и разрушения семьи… один Господь знает, что бы она сделала. Вполне могла бы оставить вас без наследства. Да что говорить, я почти не сомневаюсь в этом. Ошибка тридцатилетней давности могла обойтись вам в миллионы долларов.
– И вы думаете, меня это волнует? Моя мать на протяжении многих лет пыталась всучить мне деньги, а я отправлял их назад – все до последнего цента. Даже наследство по завещанию отца вернул. Мне не нужны эти деньги.
– Почему? – спросил Гамаш.
– Что значит «почему»? Стали бы вы получать деньги от родителей, достигнув зрелых лет? Впрочем, нет, я забыл. У вас не было родителей.
Гамаш уставился на него, и Питер на мгновение опустил глаза.
– Осторожнее, – прошептал Гамаш. – У вас входит в привычку причинять боль другим людям. Ваша собственная боль от этого не уменьшится. Наоборот.
Питер с вызовом поднял на Гамаша взгляд.
– Мой вопрос остается, Питер. Это не самый приятный разговор между друзьями. Но я расследую убийство и должен знать все. Почему вы отказывались от денег, что присылала вам мать?
– Потому что я взрослый человек и хочу быть независимым. Я видел, как Томас и Мариана рвут на себе волосы, ползают на коленях, выпрашивая деньги. Мама купила дом Томасу и дала Мариане начальный капитал, чтобы та могла основать свое дело.
– А почему бы и нет? Она богата. Я не вижу тут проблемы.
– Томас и Мариана рабы денег, рабы матери. Они любят роскошь и удобства. Мы с Кларой перебиваемся кое-как. Долгие годы у нас и на отопление денег не хватало. Но по крайней мере, мы были свободны.
– Свободны ли вы? Не одержимы ли деньгами так же, как они? – Он поднял руку, предвосхищая сердитое возражение Питера. – Иначе вы иногда могли бы принимать деньги от матери. Томас и Мариана любят деньги. Вы – нет. Но все же деньги определяют вашу жизнь. Как и ваша мать.
– Уж не вам об этом говорить. Почему бы вам не посмотреть на себя? Разве не нелепо – быть полицейским и носить пистолет, когда именно это отказывался делать ваш собственный отец? Разве это не психологическая компенсация? Ваш отец был трусом, знаменитым трусом. И его сын тоже знаменит. Прославился своим мужеством. Моя мать хотя бы жива. А ваш отец давно мертв, но продолжает определять ваше поведение.
Гамаш улыбнулся, и это еще больше разозлило Питера. Это был coup de grâce,[92]
который он придерживал напоследок и собирался использовать, только если дела примут отчаянный оборот.И вот он сбросил свою бомбу, но Хиросима осталась целой и невредимой, она даже улыбалась.
– Я люблю моего отца, Питер. Даже если он был трусом, он все равно в моих глазах оставался замечательным отцом, замечательным человеком, пусть никто другой и не считал его таковым. Вы знаете его историю?
– Мать нам рассказала, – мрачно проговорил Питер.
– Что же она вам рассказала?
– Что Оноре Гамаш мутил воду, агитировал франкоязычных канадцев против участия в войне, он вынудил канадское правительство отсрочить вступление Канады в войну и убедил тысячи молодых квебекцев не идти на военную службу. Сам он поступил в Красный Крест, чтобы ему не нужно было сражаться.
Гамаш кивнул: