Камера хранения

– Лёв, ты руки помыл?

– Да.

– С мылом?

– Нет.

– А зубы почистил?

– Да, и сразу говорю, что без пасты.

* * *

– Миш, а тебе все-таки что больше нравится, школа или детский сад?

– Конечно, школа, мам, ты что…

– А почему? (Это в надежде на ответ про друзей, знания и интересный опыт.)

– В школу вставать на полчаса позже, там нет каши и никто не проверяет, вымыл ли руки…

* * *

– Миш, ну, может, все-таки будешь врачом?

– Я уже сказал, я буду археологом. Это принятое решение.

– Миш, ну археологом же неперспективно. Все уже всё раскопают к тому времени, как ты выучишься. Все динозавры уже открыты, Трою раскопали. Давай врачом, это бесконечное поле для открытий.

– Мам, все раскопать невозможно! После динозавров можно будет раскапывать и изучать бабушку с дедушкой, а потом – вас с папой.

* * *

Миша: Мама, нет никаких доказательств того, что ты правду рассказываешь о том, какая ты была в детстве. Мама твоя умерла, и никто не может подтвердить.

Я: Дедушка есть, он может подтвердить!

Миша: Нет, не может, мы уже спрашивали. У него было слишком много детей, и он не помнит, кто какой был в детстве. И вообще он сказал, что ты фантазерка.

Я: Это он помнит, да?

Миша: Ага, и мы теперь запомнили.

Единственные правила, единственный закон

Мама моя росла в католической Литве, а папа жил в абсолютно атеистической еврейской семье. Бабушка, донская казачка, была человеком верующим, которого советская власть приучила не говорить и не демонстрировать лишнего. Нас с сестрой крестили совсем маленькими, месяц от роду. Мою старшую сестру Машку в чудном храме в Вильнюсе. А меня дома, в Москве.

Навязывания какой бы то ни было идеологии (кроме пропаганды гуманитарных ценностей и человеческой порядочности) дома не было. Была фантастическая терпимость и уважение ко всему, что вызывало интерес у меня и у сестры. Когда я сказала родителям, что хочу ходить в воскресную школу, они отнеслись к этому с уважением, но безо всякого энтузиазма. Иди, если хочешь. Но в обычной школе не распространяйся. Тогда воскресная школа была еще полуподпольной, занятия проходили на съемной квартире.

Самая занудная мамина мантра, вызывавшая у нас с сестрой протест и раздражение, была: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой». Почему-то в детстве казалось, что жить в соответствии с этим правилом – жуткая тоска, а мама произносит эти слова только в ответ на наши проступки, в качестве морали и разъяснения последующих санкций.

И все же я считаю, что и папа мой, и мама, и мамина мама бабушка Муся – истинные христиане. Как написано в моем любимом романе про Даниэля Штайна, «христиане-добровольцы», то есть не религиозные (а папа и вовсе лет до восьмидесяти называл себя атеистом), но верующие и живущие в соответствии с заповедями. Я помню такой эпизод: году примерно в 1987-м мы смотрели с родителями фильм Дзефирелли «Иисус из Назарета», и родители снова и снова пересматривали часть с Нагорной проповедью, разъясняли нам текст и повторяли, что это и есть единственные правила, единственный закон, которому нужно следовать в жизни.

Годам к двадцати пяти, а то и к тридцати, не раньше, мамино нравоучение о том, что поступать с другими надо так же, как хочешь, чтобы поступали с тобой, обрело для меня не воспитательный, а созидательный смысл. Я помню, как стала перебирать в голове развилки, когда родители принимали трудное решение вместо приятного, потому что такого отношения хотели бы и к себе, и к своим детям. Я помню, как мама рассказывала, что бабушка отправляла ее кормить пленных немцев горячим супом, потому что пленный – это тоже человек. Я знаю, что мама ушла из акушерства вслед за папой, чтобы быть рядом с мужем (папу выгнали из Института акушерства и из анестезиологии как науки из-за бесчестности академика Персиянинова). Я знаю, что папа поддержал своих друзей, когда проще и безопаснее было бы промолчать. Я помню, как мама плакала дома, рассказывая, что некоторые знакомые побоялись помочь Зое Световой, родителей которой арестовали, и Зоя осталась одна, на сносях… Мама говорила: как это? Как? Ведь на месте Зойки могут оказаться их дети…

Я знаю, я многократно видела, как мама всегда выбирала благо пациента, а не букву закона. И Первый московский хоспис, названный в мамину честь, родился из этого ее качества – из умения СО-чувствовать и СО-страдать.

Увы, моим родителям пришлось жить в то время, когда написанное Галичем «Вот как просто попасть в палачи! Промолчи, промолчи, промолчи!» – было каждодневной реальностью. И, боже мой, как же родители были счастливы понимать, что это время осталось позади. Что для нас, для их детей, все это останется лишь в родительских рассказах, в литературе, в истории…

Родители ошибались. Христианская заповедь, которая в Евангелии от Матфея звучит как «Во всем поступайте с людьми так, как вы хотите, чтобы они поступали с вами» сегодня снова про то, о чем пел Галич. И про то, о чем говорил немецкий пастор Мартин Нимёллер: