Камергерский переулок

В те дни у меня состоялся в Щели разговор с Арсением Линикком. Бормашинные звуки отбойных молотков и перебранки турок в Щель не проникали, народу было мало, а грустные глаза Линикка располагали к доверительному общению. Я опять бестактно поинтересовался, кто он нынче. Инженер по технике безопасности, надсмотрщик над кабельным хозяйством или же Гном Телеграфа. «Гном Телеграфа…» - выдохнул Линикк, да так, будто бы пребывание в должности Гнома Телеграфа его тяготило. «Нет, нет, - тут же заявил Линикк, - ничто меня не тяготит. Только паучки допекают, слишком наглые они и беспардонные. И часто заигрываются…» Паучки, следовало понимать, имели отношение к Великой Паутине; то бишь к Интернету, и Арсения Линикка, как существо старомодное, они раздражали. Основное техническое и силовое устройство Центрального телеграфа фирмы «Телефункен», вывезенное в сороковых годах прошлого столетия из поверженной Германии, было серьезных размеров (Линикк сокрушался однажды по поводу своих фактурных потерь, раньше он был девяносто метров в длину, двадцать - в ширину и восемь - в высоту, и усы имел соответственные). Но дело было не только в усушении размеров. Прежде на Телеграфе, возле оконцев приема телеграмм и в кабинках междугородней связи, было такое движение энергетических эмоций миллионов людей, их судеб, трагедийных и радостных, какие могли бы обеспечить работу сотен реакторов. Эти энергетические эмоции, сгустки их и породили сущность Арсения Линикка. Или его фантом - с линиями людских коммуникаций. Фантом, и сердитый отчасти, но все же скорее сострадательный и добрый. Граждане того стоили. Даже те, что в особенных помещениях, довольно вместительных, наблюдали за текстами телеграмм и смыслами телефонных разговоров, мало ли какие крамолы и пакости из них можно было выудить. Нехорошо, конечно, но такие были времена… А теперь что? Теперь Интернет и сотовые телефоны. Паучье. В них - игры и функциональные обмены информацией, чаще всего скучно-корпоративной. Страстей, страданий и подлинных радостей в них нет. И он, как Гном Телеграфа, усох, сравнялся параметрами с паучками, и по исторической необходимости устаревает, хотя всяческие энергетические приобретения все еще при нем. «И из-за этого вы грустите?» - спросил я. «Ну, и из-за этого», - сказал Линикк. «Напрасно. Еще потребуетесь. Вот и в случае с Дашей вы оказались не бесполезным». «Нынче-то я озабочен по другой причине, - сказал Линикк. - Здесь в Щели прохладно. А на улице - жара». «Ну и что?» - спросил я. «Как что! - чуть ли не возмутился Линикк. - В такую жару начнутся аварии из-за перегрева кабелей и фарфоровых муфт. Уже звонили с конюшен на комплексе в Битце». То есть получалось, что Линикк помимо всего прочего был обязан курировать всю кабельную сеть Москвы. «Вроде того, - кивнул Линикк. - Но не берите это в голову. И насчет бочки керосиновой не беспокойтесь. Она никуда не пропала. А вот у вашего знакомца Соломатина Андрея его фантазии вряд ли осуществятся. Да-а-а…»

В те дни пребывать в печали поводов у меня не было. Каштан в нашем дворе со своими белыми гроздьями соцветий был великолепен. За оградой церкви Малого Вознесения отцвела черемуха, допустив в Москву жару, но зато подтвердили свое цикличное пребывание в природе калина, вишня и рябина. Перед дворцом Брюса, племянника знаменитого фельдмаршала гнезда петрова, забагровели канадские клены. Вот-вот должна была вспыхнуть сирень справа и слева от бронзового Петра Ильича у Консерватории. И даже в Газетном переулке в асфальте перед Следственным комитетом зажелтели одуванчики.