Камеристка

— Ввиду того, какие оскорбления и ограничения своей личной свободы уже претерпели король и его супруга, это звучит довольно абсурдно, — заметили придворные дамы мадам Кампан и мадам дю Плесси.

Вражеские войска выступили в поход и теперь стояли южнее Лилля. Так как Национальное собрание послало все войска на фронт, в Париже остались только швейцарские гвардейцы. Они разбили свой лагерь во дворе дворца Тюильри.

Правительство поспешило поставить под ружье пятьдесят тысяч добровольцев. Приток был огромный. Из Марселя прибыла группа из шестисот санкюлотов. Они принесли с собой новую песню из своего родного города и назвали ее Марсельеза. Вскоре этот жестокий и зажигательный гимн сменила a Ira:

К оружию, граждане, смыкайте ряды.
Вперед маршируем мы.
Пусть нечистая кровь пропитает борозды наших пашен.

В Париже уже шага нельзя было ступить, не услышав эту песню. Все граждане схватились за оружие, напялили красные шапки революционеров и прицепили себе трехцветные кокарды.

Жюльен вернулся тайным служебным ходом в Тюильри.

— Манифест герцога Брауншвейгского не испугал ни одного революционера. Наоборот, все возмущены незаконным притязанием на угрозу санкциями свободолюбивым гражданам. Какое дело этим дуракам до интересов французов? Им приготовили бы дружеский прием. Ха, ха, поджав хвосты и повесив головы, убрались бы они, эти немногие, которых оставили бы в живых, чтобы они у себя дома могли рассказать, как французы справляются со всяким сбродом.

— С обеих сторон теперь процветает хвастовство, брякают саблями, — заключил папаша Сигонье, — очевидно, каждому отчаянно необходимо поднять свой дух.

3 августа 1792 года округа Парижа единогласно объявили о свержении короля.

Законодательному собранию отвели срок в восемь дней, в течение которого оно должно было вынудить Людовика отречься.

— В противном случае грозит серьезное восстание граждан.

Королева была близка к отчаянию, и моя госпожа никак не могла ее успокоить.

Через шесть дней, 9 августа, Законодательное собрание отказалось объявить о свержении короля и избрать Национальный конвент.[70]

Это послужило сигналом для якобинцев и других радикалов, чтобы взять закон в собственные руки.

Представители практически всех парижских округов собрались в отеле де Виль, чтобы назначить новое правительство.

Зазвонили все церковные колокола, создавалась гражданская оборона.

Сантера, предводителя парижских предместий и левого берега Сены, поддержали шестьсот марсельцев и другие революционеры из Бреста.[71]

— К оружию, граждане! — гремело в душных жарких улочках. Якобинцы приказали ярко осветить весь Париж, и каждая улица, каждая площадь сияла в свете факелов и фонарей.

В Париже вспыхнула новая революция. Прежний городской совет объявили распущенным. Верховного главнокомандующего Национальной гвардией маркиза де Мандата мэр Парижа Петион назначил защищать Тюильри. После того как месье Петиона освободили от его поста и арестовали, маркиза убили, потому что он оказал сопротивление.

Еще до рассвета 10 августа 1792 года — это был день мученика Лаврентия — тысячи вооруженных людей штурмовали центр города.

Мы в Тюильри в ту ночь не сомкнули глаз. Король перед этим проинформировал правительство, что предстоит новая революция, но дворец в любом случае будет защищаться: во дворе дворца расположились девятьсот хорошо вооруженных солдат швейцарской гвардии. Для поддержки и прибыли Рыцари кинжала.

— К сожалению, они уже не та военная сила, на которую можно положиться, — озабоченно говорила моя госпожа, — и только одному Господу Богу известно, смогут ли девятьсот солдат швейцарской гвардии оказать достойное сопротивление толпе в несколько тысяч человек.

Мадам Кампан и мадам Франсина в ту судьбоносную ночь находились у королевы.

Вечером все во дворце легли отдыхать, не снимая одежды. О настоящем сне нечего было и думать. Один только непрерывный колокольный звон не позволял.

Король отказался надевать защитную рубашку. Он, конечно, видел грозящую опасность, но сказал:

— Это трусость, защищаться таким образом, тогда как солдаты не могут спасти свою жизнь. — Затем он обратился к королеве: — Ни слова больше, мадам, я вас очень прошу.

И она замолчала.

Незадолго до восхода солнца мы узнали, что место убитого коменданта Мандата занял теперь жестокий Сантер. Когда рассвело, колокольный звон наконец стих, и факелы, и фонари погасили.

Тогда Людовик решил вдохновить свою национальную гвардию.

Мадам дю Плесси видела, что король не очень хорошо себя чувствует, но, несмотря на просьбы жены, он был не готов отказаться от этого. Он выбрал дорогой костюм из фиолетового бархата, но так как он прибавил в весе, то одежда была ему узка, а парик, который он надел, был плохо причесан.

— Честно говоря, король выглядел несколько смешно, — доверилась мадам Франсина своему дневнику, — когда обходил ряды солдат, стоявших по стойке смирно.