Камерные гарики. Прогулки вокруг барака (сборник)

Семейный вечер

Мы все мучительно похожи.
Мы то знакомы, то – родня.
С толпой сливается прохожий —
прямая копия меня.

Его фигура и характер

прошли крученье и излом;
он – очень маленький бухгалтер
в большой конторе за углом.

Он опоздал – теперь скорее!

Кино, аптека, угол, суд…
А Лея ждет и снова греет
который раз остывший суп.

Толпа мороженщиц Арбата,

кафе, сберкасса, магазин…
Тут бегал в школу сын когда-то,
и незаметно вырос сын…

Но угнали Моисея

от родных и от друзей!..
Мерзлоту за Енисеем
бьет лопатой Моисей.

Долбит ломом, и природа

покоряется ему; знает он,
что враг народа,
но не знает – почему.

Ожиданьем душу греет,

и – повернут ход событий:
"Коммунисты и евреи!
Вы свободны. Извините"…

Но он теперь живет в Тюмени,

где даже летом спит в пальто,
чтоб в свете будущих решений
теплее ехать, если что…
Рувим спешит. Жена – как свечка!

Ей говорил в толпе народ,

когда вчера давали гречку,
что будто якобы вот-вот,
кого при культе награждали,
теперь не сносит головы;
а у Рувима – две медали
восьмисотлетия Москвы!

А значит – светит путь неблизкий,

где на снегу дымят костры;
и Лея хочет в Сан-Франциско,
где у Рувима три сестры.

Она боится этих сплетен,

ей страх привычен и знаком…
Рувим, как радио, конкретен,
Рувим всеведущ, как райком:

"Ах, Лея, мне б твои заботы!

Их Сан-Франциско – звук пустой;
ни у кого там нет работы,
а лишь один прогнивший строй!

И ты должна быть рада, Лея,

что так повернут шар земной:
американские евреи —
они живут вниз головой!"

И Лея слушает, и верит,

и сушит гренки на бульон,
и не дрожит при стуке в двери,
что постучал не почтальон…

Уходит день, вползает сумрак,

теснясь в проем оконных рам;
концерт певицы Имы Сумак
чревовещает им экран.

А он уснул. Ступни босые.

Пора ложиться. Лень вставать.
«Литературную Россию»
жена подаст ему в кровать.

1962–1967

Тюремный дневник

Во что я верю, жизнь любя?
Ведь невозможно жить не веря.
Я верю в случай, и в себя,
и в неизбежность стука в двери.

1977

Я взял табак, сложил белье —
к чему ненужные печали?
Сбылось пророчество мое,
и в дверь однажды постучали.

1979