Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников

Несмотря на волнения, оставшиеся дни прошли спокойнее, чем я предполагал. Утром 23 августа я надел новую форму и долго смотрел на себя в зеркало – на нашивки в виде золотых орлов. Я не узнавал своего лица, не узнавал себя. После стольких месяцев, которые должны были закончиться для меня где-то на дне Тихого океана, я собирался стать свободным. Свободным! «Все кончено! Все кончено!» Эти слова непрерывно звучали у меня в голове.

И все-таки тоска не отпускала. Картины менялись перед моими глазами. Я смотрел сквозь зеркало в прошлое – на горящие города, на мертвых людей, на самолеты, облака, небо, корабли и бесконечное море. В моих ушах звучали голоса. Прижавшись лбом к стеклу, я закрыл глаза.

Со странным звоном в ушах я вышел из казармы и зашагал по взлетной полосе. Меня словно вел чужой разум. Откуда-то доносились звуки старинной музыки. В дальнем конце базы стояли гордые самолеты-истребители. Теперь под маскировочной сеткой и без винтов.

Медленно пройдя через поле, я обошел их и приблизился к своей машине. Я оперся о крыло, затем залез в кабину и прикоснулся к штурвалу, к холодным рукояткам. Прикрыв глаза, я услышал едва различимый гул моторов над горизонтом. Он становился все тише и наконец умолк. Я вылез из самолета. Все кончено. Больше ничего не осталось.

К десяти часам я попрощался со всеми, отдал честь флагу – флагу с восходящим солнцем – и навсегда покинул авиабазу Хиро.

Возвращение домой. Еще никогда жизнь не была так похожа на сон. Я был среди совершенно других людей. Враг не стал пользоваться преимуществом победителей. К удивлению многих американцев, японцы очень быстро привыкли к новому порядку. Император обратился к ним с речью. Они смеялись от радости и плакали от горя. Многие ждали вторжения с трепетом. Другие просто с любопытством. Но большинство было счастливо. Война закончилась.

Пока грузовик с грохотом катился по дороге, я начал глубоко дышать. Моя кожа все еще шелушилась, глаза щипало, а лихорадка после 6 августа не унималась. Но это не имело значения. Тогда не имело. Я провел пальцами по крошечной царапине на руке и стал вспоминать вчерашний прощальный вечер. Дюжина товарищей собралась в кабинете лейтенанта Куроцуки. Мы пили сакэ. Каждый надрезал свою руку и поклялся на крови в дружбе.

Заместитель командира 2-й эскадрильи Куроцука был миролюбивым человеком, но доблестным воином. Его все любили. Я и сейчас вижу его румяное лицо, добрые умные глаза, помню сказанные им последние слова: «Мы проиграли эту войну… но в душе мы остаемся непобедимыми. Давайте никогда не терять духа дружбы, духа Японии. Мы взрослые люди. И в то же время очень молоды. Будущее раскинулось перед нами. Теперь мы должны посвятить себя не смерти, а жизни, чтобы возродить Японию. Однажды она снова станет великой державой. Ее будут уважать в мире.

Кто еще на земле, друзья мои, узнает лучше нас, что такое война? И кто будет так хранить мир? Так, как будем хранить его мы?»

Чашечки с сакэ взмыли вверх.