Камила

— Чудно, что я встретил тебя, — Иштван не обратил на птицу никакого внимания, и я зарылась ему в грудь, заливая слезами его нарядное платье. — Ты выросла. Совсем не та обиженная глазастая девчонка, которая чуть что и дулась, — он отстранил меня и взглянул мне в лицо. — Нет, глаза все такие же огромные. Но моя сестренка похорошела! Разве что пора заткнуть оба ручья.

Он вытер мне слезы своим платком, терпеливо дождавшись, пока они иссякнут. Иштван совсем забыл, что пришел сюда за доктором для кого-то, значит, ему надо было торопиться, а мне так не хотелось с ним расставаться, что я об этом не напоминала.

— А где Арап?

— Со мной, — просто ответил он. — Я оставил его дома, со слугой.

— У тебя теперь есть слуга?

— Я теперь важная птица. Как твой ворон, — с оттенком грусти сказал он, и в глазах у него я поймала какое-то странное выражение.

— Я ждала тебя, — мне опять захотелось зареветь, но я дважды глубоко вдохнула и слезы отступили.

— У тебя нос покраснел и распух, — Иштван обнял меня за плечи. — Так много всего произошло за это время, Камила. Ты ведь пропала бесследно после смерти тетушки, как в воду канула. Я искал тебя год с лишним назад. Мы приезжали в Вену после Рождества. Ты все это время была здесь?

— Так много произошло за это время, — передразнила я его. Мне хотелось спросить, надолго ли он в этот раз приехал сюда, но мне страшно было услышать ответ и еще страшнее, что он скажет, что ему пора идти сейчас.

— Время — безжалостный хозяин, — согласился Иштван. Мы замолчали и глядели друг на друга; так близко, так хорошо, что этот миг не должен был кончиться. Я чувствовала его дыхание на своей коже, и хотела стать пуговицей на его камзоле, кусочком кружева на рукаве, частью его самого – лишь бы больше не расставаться! Без слов он поцеловал меня, и мы опять целовались долго, как тогда на дороге. Мне было все равно, кто зайдет в дом, и кто что будет говорить. Все равно, лишь бы не расставаться.

На этот раз он спустился с поцелуями и ниже и обнимал меня так, как это делают возлюбленные, и я была готова отдаться ему прямо на полу, прямо здесь, и идти за ним, куда он скажет, если бы Иштван не остановился. Я вопросительно взглянула на него и опять заметила это странное грустное выражение.

— Что? — мой шепот оглушил меня. — Я уже выросла…

— Вижу. За тобой, наверное, ходят хвостом кавалеры?

— Что мне до них…

Петер закаркал, и мы услышали, как наверху, в комнате Йоханнеса, скрипнул отодвинутый стул.

— Мне все-таки нужно позвать доктора, — но вопреки своим словам Иштван не торопился меня отпускать. Он еще раз поцеловал меня чуть выше того места, где начинается ложбинка между грудей, и усмехнулся. — Ты превратила меня в дикаря, который не видел женщины много лет.

Я покраснела от его слов, но мне было приятно их слышать. Он неохотно разжал руки, и я поправила ему сбившийся шейный платок.

— Подожди здесь, — приказала я, быстро подняла метлу, которая выпала у меня из рук, пока мы обнимались, и поспешила наверх. На первой ступеньке лестницы я обернулась: Иштван глядел мне вслед, скрестив руки на груди. «Ты ведь не исчезнешь?» — безмолвно спросила я, и он чуть улыбнулся, точно услышал мой вопрос, и дурашливо поклонился. Петер внимательно рассматривал серебряный шнур на треуголке, которую Иштван кинул на стол.

Перед дверью в комнату доктора я наскоро проверила платье. Йоханнес открыл мне после первого же стука, как всегда невозмутимый, спокойный и задумчивый. В руке у него был журнал в белом коленкоровом переплете, и он заложил палец между страниц, видно, чтобы не потерять мысль.

— Что случилось, Камилла?

— К вам пришли и ждут внизу.

— Что-то срочное?

Я замешкалась, потому что от волнения забыла расспросить Иштвана, зачем ему нужен доктор. Йоханнес улыбнулся, видя мою растерянность, и вернулся к бюро, чтобы положить журнал в ящик и закрыть его на ключ.

— Не заболела? — мимоходом спросил он, пока искал свой камзол, висевший на крючке за дверью. — Ты какая-то сама не своя.