Камни и черепа

И там, в нижнем мире, его встречают неисчислимые народы, рогатые, косматые, клыкастые, и решают, обретет ли он новую жизнь рядом с ними, или будет изгнан. И спрашивают они, правильно ли жил человек, соблюдал ли завещанный Эцу обычай, и каждый может говорить за или против него. Если решат, что человек в мире людей поступал правильно, то становится он одним из них, и обретает новое тело, чтобы вернуться на землю в облике антилопы, лисы или волка. Если же нет, то велят ему уйти прочь. Это худшее, что может случиться с любым из живущих. Тогда его дух, не имеющий ни тела, ни покоя, скитается между мирами. Таких духов люди могут видеть лишь ночью, закрыв глаза, но верить им нельзя – они пытаются заманить человека в свою сумрачную страну, чтобы не блуждать там в одиночестве.

Верхний же, или, как говорят неспящие на бдениях, горний, мир, населен теми из Древних, кого Эцу признал достойными уйти с собой. В сиянии дня они спят, но ночами зажигают бессчетные костры и смотрят вниз. И лишь крылатый народ может с ними говорить.

Тем вечером они ели плохо пропеченное мясо, опять – от него уже болело и крутило чрево, заставляя вставать ночью. Никаких трав, чтобы сдобрить вкус, лепешек из молотых зерен, плодов, которые он так любил. Но даже эта скудная вечеря – последняя. Больше он не будет есть в этом мире ничего, ни в этот последний день их похода, ни в тот, который проведет возле Обиталища Первых. Там предстоит пройти последние обряды, которые подготовят к мгновению, когда горло его будет поставлено под обсидиановый нож. Но, до того, тело должно очиститься от всего, что связывает его со срединным миром, миром людей.

Тесугу думал об этом, очнувшись от тяжелого забытья, дрожа, не то от утренней прохлады, не то от предчувствия. Сегодня последний день их похода – вчера, закончив заклинать духов, старый Бын сказал им, что они выходят на равнину и, не успеет погаснуть свет в небе, увидят Обиталище Первых. Место, куда сходятся люди со всех концов земли, где только звучит язык человека. Где заклинают жителей нижнего мира, жгут костры во славу Эцу, где меняются вещами и женщинами… где убивают таких, как он.

Вопреки их опасениям, ночь прошла спокойно. Бын и, вместе с ним, кто-то из мужчин, по очереди стерегли их маленький лагерь, разгоняя сон и безглазые серые тени то звуками дуды, то пением. Но немые не появились. Рассвело, скоро пора будет выходить в путь.

И они пошли, после того, как доели оставшееся со вчерашней вечери мясо – все, кроме Тесугу, конечно. С удивлением юноша понял, что голод не так его мучит, как он того опасался. Напротив, все чувства словно сделались острее, и даже избитые ноги ступали легче. Бредя на своем обычном месте, в самом хвосте их отряда, он оглядывался по сторонам, примечая, как менялась местность. Перевалив за невысокую гору, под которой был разбит ночлег, теперь они ступили на плоскогорье, местами поросшее кустарником и пересеченное небольшими рощицами. Шедший впереди Бын иногда останавливался, и, крутя головой, выискивал знакомые только ему знаки, потом поворачивал в ту или другую сторону. За весь день они не увидели ни газелей, ни антилоп – рогатые братья словно избегали священных для людей мест. Зато дважды они натыкались на признаки того, что перед ними тем же путем шли и другие. Раз встретили они потухший костер и остатки лагеря, второй раз – место стоянки без костра, объеденные кости, кусок разорванной кожи, и, в стороне – то, что отторгло тело человека. Тесугу ожидал, что, после его рассказа люди будут встревожены, но нет, они оживленно переговаривались, гадая, откуда были эти люди. Сейчас, почему-то, все были уверены, что это следы людей, а не немых.

– День равный ночи, – сказал Бын, когда они второй раз наткнулись на следы неизвестных людей, – охотники разных родов будут приходить сюда. Наверное, они приведут и своих меченых духами, ведь их кровь должна успокоить нижний мир.