— Согласилась, причем слишком быстро. Меня до сих пор удивляет, почему она настолько невзлюбила моего сына, но это действительно так. На самом деле нам с Абигайль пришлось уговаривать не ее, а Дэвида, чтобы тот согласился с нашими планами.
— И тогда вы избавились от Майкла Кафхилла и перебрались сюда. Где никто не видел раньше обоих детей.
— Да. И только тут мы поняли, что сами себя загнали в ловушку. Всех четверых: меня, Дэвида, Абигайль и Эмму. Если бы правда вышла наружу, нас ждали бы крупные неприятности. Кроме нас, об этом знал только Фальстоу. — Николас посмотрел на управителя. — Он всегда так хорошо все организовывал, заранее предвидел трудности… A Эмма ушла в себя, погрузилась в книги и стрельбу из лука.
— Которой она уже занималась с Майклом.
— Да, и с прочими учителями. Мы не позволяли им задерживаться у нас. Поначалу их нетрудно было обмануть, но Эмма взрослела, и это становилось сложнее. Мы… мы стали опасаться ее. Она никогда не позволяла нам понять, что происходит у нее в голове. Эмма настолько хорошо изображала своего брата, что я подчас на какое-то время начинал думать о ней, как о Хью, что несколько успокаивало мою совесть. А вот Абигайль никогда не позволяла себе такого — если я в ее присутствии называл девушку Хью, она всегда начинала кричать и браниться. Тем не менее разоблачение предельно страшило мою жену. И когда вы здесь появились, оставалось всего три года до того момента, когда Эмма в качестве своего брата могла обратиться в суд и затребовать назад свои земли. Не представляю, что могло бы тогда случиться …
И я тоже, подумалось мне. Эмма воистину сделалась непредсказуемой…
Хоббей же продолжил:
— С течением лет обман сделался тяжким бременем для всех нас. Но в особенности для Абигайль. Ей приходилось учить Эмму справляться с ежемесячным женским проклятием, а также кроить и шить подушечки, скрывающие грудь. Но все это только заставляло девушку ненавидеть ее… и постепенно все мы начали винить Абигайль, поскольку идея подмены принадлежала ей. В особенности, Дэвид. Это было несправедливо, ведь мы пошли на это лишь для того, чтобы расплатиться с моими долгами. Но даже я сам начал винить ее… мою бедную жену.
— И тут объявился Майкл Кафхилл.
Николас вздрогнул:
— Он сразу же понял, что перед ним Эмма, а не Хью. Ему хватило одних только родинок на ее лице. Он стал угрожать нам разоблачением, но наша подопечная воспротивилась этому. — Он повернулся к Дирику: — И тут вы обнаружили кое-что в повадках Майкла, когда он стал уговаривать Эмму не выходить за Дэвида.
— Вы сами заподозрили это! — резким тоном ответил адвокат. — Вы просили меня найти какую-нибудь зацепку.
Хоббей опустил взгляд:
— Один человек в Лондоне сообщил мне, что Майкл вступал в неподобающие отношения с другим студентом Кембриджа. A Винсент обнаружил, что были и другие такие случаи.
— Итак, когда он явился к вам в этом году, вы пригрозили ему разоблачением? — продолжил я расспросы.
— Да. Я дал указание Винсенту посетить его. Да простит меня Господь!
— За содомию вешают, — отрезал Дирик. — Я сообщил Кафхиллу, что разоблачу его в глазах всего мира, если он посмеет подать жалобу в Сиротский суд. Откуда мне было знать, что он наложит на себя руки?
— Итак, это все-таки было самоубийство, — проговорил я.
— А чем еще могла оказаться его смерть?! — взорвался мой коллега.
— Значит, вы угрожали ему. — Я с отвращением посмотрел на Дирика. — Вы довели до могилы молодого человека, который всего только и хотел — помочь обоим детям.
— Я не думал, что он окажется настолько слабым, — вызывающе произнес Винсент.
— Дерьмо ты собачье! — не выдержал Барак.
Я вновь обратился к Дирику:
— В Лондоне на меня было совершено нападение, имевшее целью заставить меня отказаться от дела. Тоже ваша работа?
Винсент и Николас переглянулись, а затем уставились на меня. Дирик помотал головой:
— К нам это отношения не имеет.
Я нахмурился в задумчивости:
— Итак, Майкл все-таки набрался храбрости и отправил прошение в Сиротский суд. Но потом он устрашился того, что вы сможете сказать, и покончил с собой. Наверное, он боролся с собственной совестью. И, должно быть, надеялся, что его делом займется его мать, что она изложит все королеве, которая была к нему милостивой.
— Совесть, — с бесконечной печалью проговорил Хоббей. — Некогда она у меня была. Честолюбие погубило ее. Так это все происходит: в сердце своем ты понимаешь, что натворил, но стараешься приглушить ее голос. Приходится. Ты начинаешь исполнять свою роль. Но смерть Майкла преследовала меня. — Слезы потекли по его серым, худым щекам. — Бедная Абигайль! O, если бы только мы сумели вовремя понять, куда заведет нас этот обман… погубивший разум моего несчастного сына!
Он зарыдал, уткнувшись лицом в ладони. Дирик неуютно пошевелился. Фальстоу бросил на своего хозяина пренебрежительный взгляд.
Спустя минуту Николас утер слезы и обратил ко мне усталый взор:
— Что вы теперь, сэр, сделаете с Дэвидом? Объявите ли о том, что он убил свою мать?
— А разве это не следует сделать? — без капли жалости заявил Джек.