Камни вместо сердец

Я опустил глаза к бумаге и начал читать: «Я составляю это завещание в Портсмуте, перед лицом французского флота, в предвидении смерти». Дальше назначался душеприказчик: «Назначаю единственным своим душеприказчиком сэра Ричарда Рича из Эссекса, тайного советника его величества короля». Затем было вписано первое условие: «Вышеупомянутому сэру Ричарду Ричу, с просьбой о прощении за те бесчестные обвинения, которые я выдвигал против него в течение многих лет, в то время, как он проявил ко мне подлинную дружбу, завещаю 50 марок серебра…» После этого было оставлено пространство для других условий, а потом следовала дата, «18 июля 1545», и место для подписей — моей и двоих свидетелей.

Рич передал мне еще два листа бумаги.

— Перепишите дважды, — приказал он вновь властно зазвучавшим голосом. — Один экземпляр останется у меня, ибо я нисколько не сомневаюсь, что, вернувшись в Лондон, вы первым делом составите новое завещание. Это ничего не значит, так как пятьдесят марок проставлены в нем чисто номинально, что может увидеть каждый. Мне нужно это завещание, которое будет засвидетельствовано в этом лагере парой достойных людей, не знающих ни вас, ни меня, и способных впоследствии засвидетельствовать, что завещание это было сделано без всякого принуждения, ибо я предъявлю его суду, если вы выступите с обвинениями против меня.

Он склонил набок свою аккуратную небольшую голову и добавил:

— И, кстати — ничего не завещайте Эллен Феттиплейс.

Я еще раз перечитал черновик. Он был опрятным, аккуратным, как все, что делал Рич, кроме самого первого эпизода в его карьере, когда в Рольфсвуде он пошел на огромный риск и в панике убил человека. Протянув мне перо, он негромко произнес:

— Если вы предадите меня, если мне нечего будет терять, и тогда не сомневайтесь: с Эллен Феттиплейс что-нибудь да произойдет. Собственно, теперь все: мы с вами крепко повязаны.

Взяв перо, я начал писать. Снаружи доносились негромкие крики, звяканье металла и еще какой-то шум: король вместе со свитой возвращался из замка Саутси. Я слышал негромкие серьезные голоса людей, проходивших мимо шатра мастера квартирмейстера.

Когда я закончил, Ричард взял оба экземпляра завещания и, внимательно прочитав их, кивнул:

— Да, крупные суммы Джеку и Тамасин Барак, а также Гаю Мальтону, как я и ожидал. Немного деньжат мальчишкам, работающим у вас в услужении. — Тут он с удивлением посмотрел на меня. — А кто эта Джозефина Колдайрон, которой вы завещаете сотню марок? Неужели вы содержите какую-нибудь шлюху у себя на Ченсери-лейн?

— Это моя служанка, — объяснил я.

Сэр Рич пожал плечами, еще раз перечитал оба документа в поисках какой-нибудь погрешности или подвоха, а затем удовлетворенно кивнул и позвонил маленьким колокольчиком со стола. Через мгновение в шатре появился Колин Пиль.

— Пригласи сюда пару джентльменов, — проговорил Ричард. — Чем выше чином, тем лучше. Чиновников, а не тех, кому завтра придется сражаться. Я хочу чтобы они остались живыми и запомнили, как мой друг Шардлейк подписывал здесь свое завещание. — Он посмотрел на склянку песочных часов. — Только быстро, времени мало!

Когда Пиль вышел, Рич снова обратился ко мне:

— В присутствии свидетелей мы должны казаться друзьями, вы согласны со мной? На какое-то время.

— Понятно, — согласился я мрачным тоном.

Сэр Ричард посмотрел на меня уже с любопытством:

— Некогда вы были другом лорда Кромвеля… Вы могли бы подняться высоко, если бы не пали вместе с ним.

— Цена оказалась слишком высокой.

— Ах, да, мы, советники, люди недобрые! Однако вам, на мой взгляд, больше всего нравится ощущать себя на правой стороне. Помогать слабым и бедным. Быть оправданным, как говорят радикальные протестанты. В качестве, быть может, утешения за собственную внешность. — Рич ехидно усмехнулся. — Знаете, в Тайном совете также есть наделенные совестью люди. И мы, такие, как я, Паулит и Ризли, сидим за столом совета и внемлем им, а Хартфорд грызется с Гардинером и Норфолком по поводу правильного почитания Бога. А потом мы узнаем об их планах отправить своего оппонента на костер. Однако некоторые из нас, как говорит сэр Вильям Паулит, сгибаются под ветром, но не ломаются им. Те же, кто слишком обременен совестью, чересчур увлечены доказательствами праведности собственного дела, чтобы в конечном счете выжить. Но король прекрасно понимает цену прямого и жесткого совета, и потому подобные нам живут, а другие идут под топор.

— Люди, лишенные даже сердец, способных обратиться в камень, — пробормотал я.

— О, нет, у нас есть сердца! Обращенные к нашим семьям, к нашим детям, которых мы воспитываем и процветание которых обеспечиваем с помощью пожалованных королем земель, доходов и даров, полученных от наших клиентов. Впрочем, — лицо моего собеседника изобразило пренебрежительную насмешку, — откуда вам знать, что такое семья?

Снаружи прозвучали шаги. Вернувшийся Пиль привел с собой двоих незнакомых мне джентльменов, низко поклонившихся Ричу. Обойдя вокруг стола, он опустил тонкую руку на мое плечо. Я постарался поежиться только мысленно.