— Мне необходимо отвлечься от образов войны! — проговорил Ликон неожиданно яростным тоном. — Я читаю Новый Завет, я молю Бога, чтобы память о сражениях не лезла мне в голову, но воспоминания не оставляют меня.
Я вновь удивился тому, как запомнившееся мне открытое мальчишеское лицо сделалось настолько худым и жестким.
— Ты говорил, что в прошлом году был во Франции, — предложил я тему для разговора.
— Ну да. — Джордж повернулся в мою сторону и уселся рядом со мной. — Эти рекруты не имеют никакого понятия о войне. Когда мы с вами встретились четыре года назад, мастер Шардлейк, я был знаком только с легкой формой солдатчины. С гарнизонной службой на северной границе или в Кале или с охраной дворцов короля. Никакой войны, одни пограничные стычки со скоттами. Да, я видел воров, которых привозили мертвыми, чтобы выставить их головы на стенах Бервикского замка. Но сам я не убил ни одного человека. Кроме того, как вы помните, меня уволили.
— Несправедливо.
— Поэтому я возвратился на родительскую ферму, которую вы сохранили для нас на том суде.
— Я был в долгу перед вами.
— Это была добрая жизнь, хотя и нелегкая. Но родители мои состарились, они не смогли трудиться по-прежнему, и нам пришлось нанимать работников. Потом, весной прошлого года, явился мой прежний капитан. Он сказал, что король решил вторгнуться во Францию и что ему нужны все люди, умеющие держать в руках оружие. Плата была хорошей, и я согласился. — Мой собеседник внимательно посмотрел на меня. — Я не имел никакого представления о том, что меня ждет. Не глупо ли говорить подобные детские слова тому, кто был профессиональным солдатом?
— Что же произошло? — поинтересовался я осторожно.
Ликон говорил теперь с твердым и спокойным отчаянием в голосе:
— Сперва меня повезли в Шотландию на одном из кораблей флота лорда Хартфорда. Вы слышали, наверное, что король приказал ему начать войну и не щадить ни детей, ни женщин? Лорд Хартфорд не хотел этого, но король настоял на своем. Мы высадились в местечке под названием Лейт, взяли его, сожгли все дома, разогнали женщин с детьми по всем окрестностям. Моя сотня там и осталась, и больше в боях я не был, но вся армия отправилась в Эдинбург и стерла с лица земли этот город. Наши вернулись назад с огромной добычей, они унесли все ценное, что можно было найти в домах. Корабли настолько осели в воде, что некоторые вполне могли потонуть. Однако грабеж — часть войны: без надежды на поживу солдат не пойдет в чужую страну.
— A теперь скотты грозятся вторгнуться к нам вместе с тем подкреплением, которое прислали им французы.
— Да, король Франциск хочет покончить с Англией раз и навсегда. — Джордж провел по кудрям ладонью. — Прямо из Шотландии мы отплыли во Францию. В июле, почти ровно год назад. Я командовал полусотней стрелков. В живых не осталось ни одного.
— Неужели?
— Ни одного. Мы высадились в Кале и пошли маршем на Булонь. Окрестности обоих городов были уже разорены фуражирами. Как и в Шотландии, поля были вытоптаны, а деревни сожжены. Помню местных жителей, как они стояли у дороги в лохмотьях — старики, женщины, дети, — ибо у них не осталось ничего. Что наши солдаты не отобрали, то уничтожили. Помню этих французов, голодных, насквозь промокших: в прошлом году во Франции, как нарочно, дожди сменялись холодными ветрами. Помню, какими бледными были их лица. — Голос его превратился в шепот. — Там была одна женщина… Истощенной рукой она прижимала к себе ребенка, протягивая другую за подаянием. Проходя мимо, я заметил, что ребенок уже мертв, что его пустые глаза остекленели. Мать еще не заметила этого.
Ликон не отводил от меня глаз и все говорил:
— Нам не позволяли останавливаться. Я видел, какое впечатление произвело это зрелище на солдат, но мне следовало подбодрять их, не дать им замедлить шаг. Вы должны, должны, должны…
Он сделал паузу и глубоко вздохнул, а потом стал рассказывать дальше:
— И если французы высадятся в наших краях, они сделают то же самое… из мести. Теперь их капитаны будут кричать: «Рушь!» Их солдаты поплывут домой с награбленным добром.
— И все это, потому что король захотел славы! — с горечью произнес я.
Гримаса отвращения исказила лицо Ликона:
— Там, на окраине Булони, нам довелось пройти мимо Генри. Он находился в своей ставке, среди поставленных на пригорке великолепных шатров. Я видел его, закованного с головы до ног в броню, верхом на гигантском коне — таких животных мне вообще не доводилось видеть, — наблюдающего за ходом битвы. И, конечно же, он был больше чем на расстоянии пушечного выстрела от стен города. — Сглотнув, Джордж продолжил: — Наша сотня шла вверх по склону под огнем французов… Булонь находится на верху холма. Все, что могли сделать наши — это укрываться за земляными валами, стрелять в город из пушек и по дюйму продвигаться вперед. На моих глазах живой город Булонь превращали в груду мертвых обломков. — Вновь посмотрев на меня, он добавил: — Вы никогда не узнаете, что это такое: убить человека.
Помедлив, я ответил: