Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме

— Ну что нам здесь торчать? Товарищ лейтенант! Командир и старпом уже спят… Зачем нам тут сопли морозить? Нам и так уже всё понятно… Вопросов нет… Всё будет нормально… У меня вон вообще рука травмирована… Могу застудить… Такой дубак!!! Бррр! Товарищ лейтенант, будьте человеком!!! Давайте сейчас потихоньку вниз. Там тепло. И спать уже давно надо. Меньше трех часов до подъёма осталось… Товарищ лейтенант! А? Вы же сами замерзли… Да?

— Нет! — резко оборвал я. — Мы остаёмся здесь и сейчас будем разучивать строевую песню. Песня называется…

Взрыв негодования не позволил мне закончить. Вновь послышались истерические крики, оскорбления, угрозы. Но так же быстро, как прогорает вспыхнувшая солома, угасла и эта последняя вспышка неповиновения. Вновь дождавшись тишины, как ни в чём не бывало я заговорил ровным и бесстрастным голосом:

— Я предупреждал: если кто-то без моего разрешения откроет рот — занятия продолжатся до подъёма. Поэтому нравится вам это или нет, но до семи утра никто вниз не уйдёт. Это я вам гарантирую и не советую меня испытывать. Более того… Если я ещё раз услышу какие-то неформальные возгласы, выражения недовольства и прочие проявления плюрализма, то и следующую ночь от заката до рассвета мы в полном составе проведём здесь. Всем понятно?

На палубе воцарилось угрюмое молчание. Было слышно, как в ограждении рубки завывает ветер и на противоположной стороне залива на тральщике звякает, раскачиваемая ветром, рында. Было полпятого утра, но спать совсем не хотелось.

— Песня, которую мы сейчас будем маршировать, называется «Варяг», — нарушил я затянувшееся молчание. — Все слышали? Отлично! Приступаем к репетиции! Самокатов, запевай! На месте, шаго-ом… арш! Ну что ты молчишь? Слова забыл? Всем слушать сюда!

Следуя принципу «делай, как я», старательно прокашлявшись и прочистив горло, я приступил к исполнению песни, что называется, вживую. Ожесточенно маршируя на месте, колотя отмороженными ногами по звенящей палубе, я выкрикивал охрипшим голосом в безмолвную темноту ночи знакомые, прочувствованные поколениями русских моряков слова:

— Наверх вы, това-арищи, все-е по места-ам
Последний парад наступа-а-ет,
Врагу не сдаё-отся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто-о-о не жела-а-а-ет.

Закончив, я предложил спеть «Варяга» всем вместе и к своему ужасу обнаружил, что большая часть нашего творческого коллектива не знает слов этой знаменитой песни!

Ещё полчаса ушло на разучивание. Потом часа полтора — на спевку. В итоге только в начале седьмого утра мы смогли предъявиться старпому. Но чтобы получить у него зачёт и пойти вниз греться, пришлось ещё немало потрудиться. Наш старпом считал себя большим знатоком музыки. Целых два года из вереницы в общем-то счастливых лет его детства были безнадёжно испорчены музыкальной школой по классу фортепиано, куда родители, не спросив, записали его и гоняли из-под палки. Этого было вполне достаточно, чтобы старпом возненавидел всякую самодеятельность, особенно ему не нравилось, когда рядом поют, да ещё и фальшиво. В результате для получения у старпома зачёта нам пришлось маршировать «Варяга» не менее двадцати раз. Первое исполнение ему не понравилось, потому — что тихо, второе — потому что слишком громко, третье — шагали не в такт, четвёртое — пели не в той тональности и т. п.

— Твёрже шаг! Выше ногу! Почему зад не поёт! — время от времени покрикивал старпом.

В конце концов нежный музыкальный слух Горыныча был удовлетворен исполнением. Довольный, мурлыкая «Варяга» под нос, он спустился вниз. За ним двинулись было и участники нашего творческого коллектива, но грозным окриком я буквально пригвоздил их к месту:

— Стоять!!! До подъёма ещё полчаса. Продолжаем хождение с песней!

Никто не проронил ни звука, все бессловесно повиновались, и только горящие ненавистью глаза говорили о том, что совсем не добрые мысли роятся в их головах. Строевые занятия продолжались. Железо гудело под ногами. Маршируя на месте, мы выкрикивали в стылую темноту ненавистные слова «Варяга». Репетиция закончилась, только когда снизу донесся сигнал: «Команде вставать!», и то не сразу. Услышав сигнал, люди снова было ринулись в направлении рубки, но я вновь остановил их окриком:

— Стоять! Кто разрешал покинуть палубу? Вы не знаете, что на военной службе всё делается по команде?

— Отделение! — крикнул я так, что окончательно сорвал голос и, сделав внушительную паузу, сипло завершил: — В одну шеренгу становись! Равняйсь! Смирно!

Надо ли говорить, что данные команды были выполнены совершенно, как того требует устав — беспрекословно, точно и в срок.

— Благодарю за службу! — просипел я из последних сил.