Камуфлет

Коллежский советник выбрал отточенный карандаш и грифельной линией вычеркнул анаграммы «П.А.О.» и «К.В.М.». «Менелай» и «Аякс» отправились на ладье Харона. Где-то рядом с ними примостился «чурка». Только кого вычеркивать из списка содалов?

Из кармана пиджака явилась последняя записка Одоленского, не прельстившая ночных грабителей. В ней упоминается какой-то «В.В.П.». Похожая анаграмма числится за «Парисом». Первый вопрос: один и тот же это человек? И второй: мог ли он превратиться в «чурку»? Вероятность крайне мала: что же это за тайная организация, которая уничтожает своих членов? Название, конечно, обязывает проливать кровь, но не ведрами же! А ведь «Primus sanguinis» замыслили что-то крупное, недаром «охранка» и стража Е.И.В. нервничают. Как же содалы справятся, если перебьют своих? Да и все три смерти, если, конечно, «чурку» поставить в один ряд, вызывающе странные. Зачем отрывать головы редкими взрывчатками?

Что несомненно в появлении записки? Подбросили ее Берсу с простой целью: заставить появиться на месте преступления. Другой вопрос: «Зачем это нужно убийце?» Логика находит один, довольно примитивный ответ: только затем, чтобы Ванзаров увидел Николая Карловича. А это для чего? Логический тупик. Придется вернуться к жертвам.

Допустим, их объединяет месть: око — за око, зверство — за жестокость. Тогда, неведомый мститель самолично возродил древний закон Рима времен раннего христианства. По нему мужеложцев карали отсечением головы. Такая смерть содалов имеет логику. Но верится в нее меньше всего: должен быть некто, покрытый мраком неизвестности, знающий всех и всех карающий. Не человек, а демон мщения. Нет, графу Монтекристо на наших полях не развернуться. Должно быть другое объяснение, простое.

Положим, «чурку» срубил Одоленский. Если это Тальма-Рябов — тогда все просто. Князь порешил своего любовника, а другой любовник балерунчика — отомстил. Сюда не вяжется ковчежец, взрывчатка на шее, Софья Петровна и возня с извозчиками.

Или, положим, Одоленского разделал Меншиков. За это говорит способ преступления, доступный только саперу, затем, его кое-как, но опознала прислуга; а еще он мужеложец, и это объясняет наготу князя. Даже участие их в «Первой крови» не помеха разыграться отелловым страстям. Не укладывается только одно: виртуозная смерть Меншикова.

Штабс-ротмистр, ну, никак не рассчитывал расстаться с жизнью, несмотря на все красивые слова. А значит, в последние секунды понял нечто. Видимо, что его сделали разменной пешкой. Это Кириллу Васильевичу не понравилось, и он попытался что-то сказать. Предупредить.

Что он успел выговорить? «Он», «нас» и «убьет». То есть некто убьет всех? Не указывает ли это прямо на самого тайного руководителя, который и список написал и в ямку закопал? И кто же он, в самом деле?

Вывод: пока преступник невидим — новых жертв избежать трудно. Опасность угрожает и семейке любителей уголовно-литературной романтики.

В гостиной загрохотал телефонный аппарат.

Родион Георгиевич побил рекорд скорости по ночному подбеганию к звонку и чуть не вырвал рожок с корнем. На том конце послышался голос Лебедева. Против обыкновения, криминалист был серьезен и попросил спуститься через четверть часа к воротам. Но успел даже раньше жильца, нетерпеливо топая каблуком.

— Что играл перед смертью Меншиков? — резко спросил он, когда Ванзаров спустился.

— Э-э-м… ну… кажется… Вивальди…

По секрету говоря, Ванзаров разбирался в музыке как кот в апельсинах.

— Что именно?

— Ну и вопросы в полночь!

В памяти возникла спасительная картинка: Софья Петровна за пианино, ноты развернуты, исполняется нечто бравурное. Как называется пьеса?

— Кажется, «Времена года»…

— Это вот это: «трам-пум-пум, трам-пум-пум»?

— Вероятно… Могу ли знать…

— Теперь все понятно! — Лебедев выхватил сигарку.

Дело оказалось вот в чем. Криминалист умыкнул кусочек скрипки, и в лаборатории обнаружил следы вещества, которое используется во взрывном деле крайне редко: йодистый азот. Удивительное свойство этого аморфного порошка бурого цвета в том, что взрыв может произойти при сильном колебании струны или пластины. Например, от воздействия быстрой музыки. А порошок как раз подсыпали в основание струн.

— Сыграй на этой скрипке похоронный марш — ничего бы не произошло. Но стоило Вивальди, как… — и Лебедев изобразил губами взрыв. — А это означает: убийца точно знал…

— …что Менфиков сыграет нужную пьеску.

Чтобы совершить такое преступление, надо не только в мелочах знать характер и привычки жертвы, но быть совершенно уверенным: обреченный сделает то, что должен. Новейшая улика переворачивает вверх тормашками логику поступков злоумышленника.