Камуфлет

Народ ринулся голодной стаей, почуявшей падаль.

Августа 8 дня, в то же время, +19 °C В доме на Малой Конюшенной улице, потом в 1-м Выборгском участке

Кругом какая-то гадость, поле, усеянное птичьими трупами, а вдалеке кто-то кричит. Родион Георгиевич подскочил с дивана, на котором заснул в халате, кинулся спасать, но вовремя сообразил, что опять трезвонит телефонный аппарат. Стряхивая клочки сна, коллежский советник прошлепал голыми пятками по полу и схватил рожок.

— Ванзаров слуфает, — хрипло сказал он в черную дырку амбушюра.

— Господин начальник, утренние газеты уже прочли? — спросил Джуранский с интонацией, с какой полкам объявляют начало войны.

— Что?.. Газеты?.. Какие газеты?

— «Новое время».

— Мечислав Николаевич, который час?

— Девять часов три минуты, если не врет хронометр.

— Благодарю… А что с газетами?

— Через четверть часа буду около вашего дома. Разрешите выполнять?

Как раз хватило времени, чтобы вылить на голову кувшин воды, кое-как причесаться и натянуть пиджак. Софья Петровна выходить из спальни отказалась, впрочем, как и впускать в нее мужа. Потому через дверь были оставлены строжайшие инструкции: квартиру не покидать, про дачу не вздумать, а за провизией отправить дворника, дав на чай, ему же поручить растопку самовара, а самой не прикасаться. Супруга слабым голосом просила оставить ее в покое, есть-пить она вовсе не намерена, а если у кого-то осталась хоть капля сожаления, так он не пойдет на проклятую службу, а съездит за дочками.

Чтобы жена не запуталась с замком, Родион Георгиевич дверь не запер, слетел вниз, крикнул Епифанову подняться к госпоже за поручением и успел выскочить из ворот как раз в тот момент, когда Джуранский остановил полицейскую пролетку.

Забравшись на протертый диванчик, отвозивший на себе сотни задов преступников и стражей порядка, Ванзаров потребовал прессу.

Помощник не только заботливо раскрыл нужную страницу, но и позволил указать на объявление внизу колонки.

Сложно понять, что испытывает чиновник сыскной полиции, когда видит, как его не то, что провели, а сделали полным дураком и посмешищем. Выставить на всеобщее опознание «чурку» да еще пригласить полгорода — это похлеще будет, чем возить его в святом ковчежце. Это требует особого таланта. Или непроходимой глупости служебного усердия. Проявить такую могли только двое: Джуранский и Шелкинг. Ротмистр сам поднял тревогу и прибывал в смущении. Значит, остается один кандидат.

В ледяном спокойствии явился в Выборгский участок коллежский советник и потребовал пристава. Подполковник был оторван от завтрака, утирающим следы яичницы с губ. На лице его читалось откровенное удивление столь раннему визиту важного чиновника.

— Могу ли знать, Ксаверий Игнатьевич, кто позволил заниматься самоуправством в розыскном деле? — Родион Георгиевич мог чеканить простые слова как служебный приговор.

Пристав выразил глубокое непонимание вопроса.

Тогда Ванзаров сунул газету ему под нос и спросил:

— Вафа работа?

Шелкинг, сощурясь, прочел и заявил, что объявление не подавал.

— А где «чурка», то есть тело?

— Отправлено еще вечером в морг академии. — Подполковник, кажется, считал это само собой разумеющимся.

— Кто отдал подобный приказ вам?

— Вы, ваше высокоблагородие.

Родион Георгиевич принюхался: пристав завтракал только с чаем. Тогда почему несет подобную ахинею?

— Извольте объясниться.

— Вчера вечером, в шестом часу, вы, господин Ванзаров, лично телефонировали и приказали доставить тело в морг академии. Что и было исполнено.

Джуранский осторожно покосился на начальника. Судя по усам, «командир» пребывал в бешенстве, смешанном с глубокой растерянностью. Но это мог увидать только опытный глаз помощника. Для всех остальных коллежский советник пребывал в думах, а потом спросил:

— Пристав, вы уверены, что телефонировал я?

— Безусловно.

— Могу ли знать, какие у вас факты?

— Да какие факты, когда голос ваш!

— Допустим. А ефе?

— Да вот, извольте… — И тут Шелкинг запнулся. Потому что не смог найти никаких иных доказательств. Выходит, он выполнил приказ голоса, похожего на ванзаровский, и даже не испросил письменного подтверждения. То есть совершил служебное преступление. И теперь его… Столько лет лямку тянул, год до пенсии, так что ж, этот супчик под монастырь подвел? Не бывать этому! Давно он недолюбливал господ зазнавшихся из сыскной, вот и поквитается…

— Господин коллежский советник, — официальным тоном начал пристав. — Мое отношение к служебной дисциплине известно. Если изволили отдать приказ телефонируя, для меня этого достаточно. Самоуправством не занимаюсь. На том стою и стоять буду.

Подполковник и вправду решил стоять насмерть.

Что остается делать? Бросить все и ехать за дочками? Но ведь с ними Глафира, значит, будут сыты и присмотрены. А тут дорога каждая минута. Родион Георгиевич выскочил из участка, как свежее пиво из бочки.